Бытовая культура итальянского Возрождения: У истоков европейского образа жизни - [52]

Именно в эпоху Возрождения создается совершенно новое понимание любви, в корне противоположное средневековому. Ренессанс возвращается к античному пониманию любви как эросу, чувственному переживанию, в противоположность средневековому агапе. В Средние века античный Эрос уступил место новому пониманию любви, которое было обозначено понятием «каритас», или «агапе». В отличие от эроса как чувственного желания, страстного, порой экстатического чувства, «агапе» представляет в греческом языке более рассудочное, рассудительное отношение к человеку, близкое понятию «уважение», «оценка», «почитание»

Историк и теолог Андерс Нигрен в своей известной работе «Агапе и Эрос» проводит следующее различение этих двух понятий. «Эрос противоположен агапе, отражает совершенно специфическую концепцию любви, классическим примером которой является платоновский „небесный Эрос“. Это человеческая любовь для бога, любовь человека к Богу… Эрос — это аппетит, настойчивое желание, которое вырастает из впечатляющих качеств объекта; в Эросе человек стремится к Богу, чтобы удовлетворить свой духовный голод посредством постижения Божественного превосходства. Но любовь человека к Богу, которую мы находим в „Новом Завете“, имеет совершенно отличное значение. Здесь любовь не такая, как в случае Эроса, она означает не то, чего не хватает человеку, а щедрый дар. Агапе не имеет ничего общего с Эросом, с его аппетитом и желанием, так как бог любит потому, что любовь — его природа»[93].

Что же касается понятия «каритас», которое также широко употребляли многие средневековые авторы, в частности Августин, как синоним любви, то Нигрен считает, что это понятие представляет собой синтез «эроса» и «агапе». Христианство предполагает новые отношения между человеком и Богом, которых не знала античная религия. В античном мире невозможны прямые отношения между Богом и человеком. Конечно, в античной мифологии содержится большое количество историй о любовных приключениях между богами и смертными, но при этом боги принимают вид людей, как это делает Афродита, или других существ, как это часто делает Зевс. Тем не менее между богами и смертными существуют серьезные препятствия, которые преодолеваются с помощью магии или перевоплощения.

Христианская любовь — это не физическая сила, способная подчас разрушить, как это делал Эрос, человеческий ум, но скорее эмоциональная связь между Богом и человеком. В Библии первая заповедь провозглашает «Возлюби Бога от всего сердца», а вторая — «Возлюби ближнего как самого себя». Эти два важнейших принципа христианской морали проповедовали принципиально новое отношение к любви.

Христианская этика придает любви важное и универсальное значение. Но эта любовь не имеет ничего общего с античным Эросом. Любить означает прежде всего сострадать. На этом основаны все нормы и правила христианской этики, в том числе и правила семейной жизни: живите в любви, не прелюбодействуйте, мужья любите жен, как тела свои, а жена да убоится мужа и т. д.

Caritas означает прямую противоположность Эросу. Во-первых, Эрос означал восхождение, тогда как caritas — это всегда нисхождение. Это движение сверху вниз, к страдающему, нуждающемуся в жалости и помощи. Во-вторых, caritas — это не индивидуальная, а отвлеченная, родовая любовь. Если Эрос — это всегда поиск индивидуальности, выбор личности, своей утерянной, согласно мифологии Платона, половинки, то caritas выбора не предполагает. Это любовь не к конкретному лицу, а ко всем людям. Наконец, в-третьих, Эрос предполагает взаимность, тогда как средневековая любовь во взаимности не нуждается. Это любовь дающая, а не требующая.

Все это создавало новый тип представлений о любви. Средневековая любовь в основе своей духовна: земное, телесное принимается с большим опасением, и каритас довольно часто превращается в повод для аскетической практики. «Христианская любовь, — продолжает Бердяев, — которая так легко принимает формы риторические и унижающие, превращается в аскетические упражнения для спасения души и в „добрые дела“, в благотворительность. Христианская любовь в своей высоте духовна, а не виталистична»[94].

Акцентируя внимание на духовном, нравственном значении любви как способе постижения божественного, средневековая этика доводила до крайности антиномию индивидуальной, телесной любви и любви родовой, духовной, обращенной к богу. То, что в «Пире» Платона выступало как последовательные ступени в развитии эротического значения, в христианской этике выступает как противоборствующие крайности.

Пьеро Поллайоло. Добродетели: Сила. 1469. Галерея Уффици, Флоренция

Пьеро Поллайоло. Добродетели: Умеренность. 1469. Галерея Уффици, Флоренция

Эта антиномия присутствует уже у Августина, который в своей философской «Исповеди» осуждает любовные увлечения своей молодости и бичует себя за греховное сладострастие, которому он поддавался. Чувственному Эросу он противопоставляет духовную любовь к Богу, которая дала ему чувство гармонии и понимание смысла своей собственной жизни. Августин отмечал, что божественная любовь лишена всякого эгоизма и противостоит себялюбию. В трактате «О граде Божием» он описывает два типа любви: «