Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер - [17]
Это заря немецкой гигиены и натуризма. В 1904 году был опубликован учебник лейтенанта Мюллера по гимнастике «Моя система», тут же ставший бестселлером[25]. Греческий идеал красоты. Пятнадцать минут упражнений без одежды каждое утро. Эти «воздушные ванны» очень популярны. К ним пристрастились принц Уэльский и Франц Кафка. И Паула. Муж запечатлел ее упражнения в нескольких милых рисунках: на них она нагая, ладная, энергичная. Она убеждает свою младшую сестру Герму записаться в гимнастический зал и не слишком потакать своей страсти к чтению.
Два выдающихся события из Фишерхуде: кровать Паулы рухнула; Паула и Генрих Фогелер сильно повздорили. Больше я ничего не знаю об этой поездке.
Осенью 1904-го – тишина. Разрозненные письма. Дневник обрывается. Паула жалуется, что больше не пишет ничего стоящего.
На фотографии, сделанной зимой 1904 года, она сидит в своей мастерской на диване, обитом тканью с лилиями, – на том самом, который часто появляется на ее картинах и который рождал в воображении Рильке туманные царственные образы. Возле него висит портрет крестьянки с ребенком. На полу – ведро и лопатка для угля. И только кружевные рукава, хорошо подобранные к заколотому камеей воротничку, игриво выделяются на фоне плотного темного платья.
Можно подумать, что она героиня «Будденброков»[26] Томаса Манна, ее ганзейского современника. Из тех серьезных молодых женщин, выросших под свободным небом Балтики, меланхоличных буржуазных протестанток.
Я стараюсь понять, в чем же ее сила. Взгляд ее неясен. Он открытый и задумчивый. На фотографии – женщина, которая пишет в одиночестве и чьи картины не видны.
В том же году Рильке напишет молодому поэту: «Когда-нибудь (уже теперь, особенно в северных странах, об этом говорят надежные свидетельства), когда-нибудь на свет родится женщина и девушка, чья женственность будет означать не только противоположность мужественности, но нечто такое, что уже не нуждается ни в каких границах, ни в какой заботе, но вырастет только из жизни и бытия: женщина – человек»[27].
Она ищет. Замешивает. Растирает. Младенец спит, завернутый в красный плед. Девочка в соломенной шляпке. Старая женщина в черном платке.
Будто из теста возникает здесь – линия, там – взгляд. Крупный план: ребенок сосет грудь. Обнаженные девочки. Кошки на руках у девочек. Капуста и глиняная посуда. Карусель. Корова. Какие-то пейзажи.
Она вытягивает из своего теста черты и линии. Она будто бы каждый день отправляет свои картины на переплавку, чтобы превратить их в материю и добыть из нее объем и цветные формы мира.
Но формы слишком рыхлые. Паула ходит по кругу. Ей одиноко. Она тоскует по Парижу, по ее Парижу. Ей кажется, что жизнь в Ворпсведе состоит исключительно из «внутреннего опыта», а ей нужна красота города, нужны его дрожь и брожение. Отто еще не дал ей разрешения, но она всё равно уедет.
В ночь с 14 на 15 февраля 1905 года «некая Паула Модерзон», как она шутливо напишет сестре Герме, села в поезд, идущий в Париж, в сером жакете и шляпке под цвет. Герма работает гувернанткой в XVI округе Парижа. Сестры рады друг другу. С этого момента начинается расцвет сестринской любви, любви особенной; она просвечивает в их письмах.
Отто очень обеспокоен отъездом жены. К тому же они немного стеснены в средствах. Этой зимой он продал всего две картины.
Первое письмо, которое Паула ему посылает, – шутливое и написано наполовину по-французски:
Я в Париже. Наконец-то! Но мы еще не увиделись с крошкой Гермой, несмотря на то что я послала ей телеграмму. И симпатичную комнату на улице Кассет с видом в сад я тоже не заполучила. Завтра видно будет. А сейчас я хочу хорошенько поспать. Обнимаю всех вас троих! Ваша П.
Между 16 и 19 февраля она отправила Отто еще три письма, написанных куда более угрюмо. Тихая комната на улице Кассет с видом на дерево занята. Ее новая комната – крохотная клетка, «тюрьма» с видом на стену. Это так ее подкосило, что она не выходит оттуда, словно в ступоре. День, проведенный с Гермой за городом, ее приободряет. Она переезжает в дом номер 65 по улице Мадам, на самый верхний, седьмой этаж, из окна видно сад и небо. Кровать под пологом, стол и стулья, камин, балкон с двойной застекленной дверью, сорок пять франков в месяц. На этот раз она записывается в Академию Жюлиана на утренние занятия, чтобы после них ходить по музеям. Ей кажется, что студенты пишут так же, как сто лет назад. Какая-то русская спросила ее,
