Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения - [233]

Присоединение к религиозному чувству эстетического начала и нравственного просветляет, углубляет в культурном человеке религиозный анамнезис и приводит к высшим формам религиозного познания – сначала в дуализме, как у Зороастра в образах Ормузда и Аримана, a затем в монотеизме евреев и в отдельных учениях некоторых мыслителей древности, как у Анаксагора или Зенона с его учениками стоиками.

В христианстве все искания Бога, начиная с наивных суеверий первобытных времен и кончая просветленными пророками Израиля и отдельными мудрецами языческих культурных народов, нашли свое завершение. Пришествие Христа назрело не только в формальном единобожии евреев, но в культурном просвещении греко-римского мира, в творчестве разума древних философов, во взлетах художественного поклонения красоте. Культурное общество готово было уже воспринять величайшую христианскую идею греховной надломленности своей души, об очищении, об искуплении. Для полного религиозного просветления древнему миру не хватало сознания соборной творческой силы любви. И этот ослепительный свет принес с Собою Христос – воплощенная на земле любовь Бога.

С появлением христианства смутный анамнезис о Творце мира, об Его вездесущности, об Его всеблагости, дающей прощение и умилостивление, перешел от блужданий во тьме в светлую уверенность, в ясную веру. Заселявшие землю и небо языческие боги и духи слились в божественной сущности Единого; потонули в нем все нереиды, русалки, дриады, фавны, никсы и тролли. Но все эти первобытные идеи и образы нужны были человеку в свои времена, когда шел он, опираясь на них, по своему долгому пути к источнику правды. Не было бы у него идолов, не было бы амулетов, фетишей, не блуждал бы он по священным рощам, у подножья Олимпа, не пришел бы он в конце концов к полноте христианства.

Христианское мироощущение, в творчестве разума, во вдохновениях искусства, в молитве и в образцах нравственного, соединило в просветленной душе все истинное, все прекрасное, все доброе, как познанные атрибуты единого Бога.

Таков был божественный план, вручивший первичному человеку-зверю орудия физической самозащиты, чтобы подарить ему после этого первую песню, первый рисунок на пещерной скале, первую слезу сочувствия ближнему. Труден был путь, завещанный Христом греховному человеку для восстановления утерянного образа и подобия Божья; но, несмотря на это, христианское сознание развивалось, ширилось в племенах и народах; соборное познание Бога углублялось при помощи Церкви, самой нередко впадавшей в грех раздоров, честолюбия и угнетения; нравы смягчались призывами к христианской любви; сострадание и помощь ближним стали законом для каждой чуткой души; христианское общество новых веков в своей духовной культуре осуществило недостижимое раньше прикосновение к высотам познания. Говоря словами И. Киреевского, это познание божественной истины «сотворило в нас и из нас нового человека».

Но не удержался новый человек на такой высоте. И, увлеченный гордыней при своем исключительном положении в Божьем Mиpе, снова соблазнился изменой Творцу.

42. Грех измены

Немало возникало в жизни человечества цивилизаций, доисторических и исторических. Не будем гадать об их числе: было ли их десять, как утверждал Гобино, или двадцать одна, как утверждает в наше время историк культуры Тойнби. Известны цивилизации – египетская, сумерийская, вавилонская, хетитская, миносская, индийская, иранская, древнекитайская, греко-римская, христианская, магометанская, несколько древнеамериканских…

Как их распределяет Кареев351, были они сначала «речными», затем – «морскими»; охватили, наконец, океаны. Видели их берега и долины Нила, Тигра, Евфрата, Инда, Ганга, Янтцекианга; позже – берега Средиземного моря, еще позже – бассейн морей Немецкого и Балтийского; в настоящее время европейско-американскую объединяет Атлантический океан.

Существовали старые цивилизации, зарождались, расцветали, дряхлели и гибли, зарываясь в пески, исчезая в непроходимых лесах и зарослях. Болели и умирали, как болеет и умирает отдельный человек, хотя могли быть вечными, поскольку вечен на земле род человеческий.

Откуда же это увядание и смерть? Научно-трактуемая история не должна в своих объяснениях выходить за рамки рассудочно-логического мышления. Оставаясь в этих пределах, Шпенглер полагал, что цивилизации гибнут от «окостенения» своей культуры; иными словами, уподоблял их организмам, подверженным своего рода старческому склерозу. Тойнби, оставаясь в пределах научной социологии, считает, что процесс умирания цивилизации начинается после того, как в созидающем ведущем слое общества иссякает энергия, наступает надлом, низшие культурные слои приносят на смену свою «веру», a окружающие варварские народы окончательно губят цивилизацию, переводя ее остатки в новые сочетания и формы. Считая все цивилизации приблизительно равноценными, Тойнби пытается найти в них нечто общее в ритмических колебаниях событий, хотя все эти колебания не очень много придают смысла его философии истории. Точно так же скользит по поверхности и новейшая теория П. Сорокина