Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения - [232]

Значительно более высокую форму приобретает религиозный анамнезис в анимизме. Анимизм уже создает первичные идеи и типы одухотворенности, чего нет в фетишизме. Приходя к своему анимистическому мироощущению, как указывает Рейнак, «дикари и дети проектируют вовне свою волю, которая действует в них самих: они одухотворяют мир, в частности существа и предметы, которые их окружают, жизнью и чувствами, подобными их собственным». И это объектирование собственной психичности ничем не объяснимо, если оно не создается религиозным анамнезисом.

В самом деле, что анимизм имеет начало в пробуждающемся религиозном сознании, подтверждается его всеобщим распространением у различных народов. У индусов мы находим веру в одушевление небесных светил, гор, рек; на Иране, согласно Авесте, поклонялись животным, растениям; древние греки одухотворяли горы, реки, скалы, деревья, землю и небо. Первоначальные культы галлов и кельтов были анимистическими. У древних германцев вся природа была населена духами – эльфами, троллями, никсами.

А отсюда, от смутного одушевления окружающего мира, недалеко до более четкого образования идей и типов божественного, а именно в обожествлении стихий и в создании богов. С обожествлением солнца появились – египетский Гор, нередко отожествлявшийся с Ра, солнечным богом Гелиополиса; вавилонский бог Шамаш, финикийские баалимы, изображавшие солнечные божества; индусский Агни, иранский Митра, греческий Гелиос.

И до нашего времени мы находим у диких народов типы стихийных божеств. Бог дождя, благословляющий посевы, есть у дамаров, у перуанских индейцев, у ацтеков, у бенгальцев. Бог грома существует у североамериканских индейцев, у караибов, у зулусов, у лопарей, у индусов.

А наряду с этим анамнезисом божественного происхождения природы возникает и анамнезис божественности психического бытия. Вера в загробное существование и культ предков встречаются и в низших, и в высших формах религиозного мироощущения. Гвианские индейцы считают, что тело человека умирает, но душа его продолжает жить и странствует вблизи погибшего тела. Дикари островов Тонга верят, что душа уходит из тела во время смерти. По воззрениям туземцев Никарагуа ум человека умирает вместе с ним, но душа носится над могилой. У племени Дакота взгляд на душу сложен: душа состоит из четырех частей, из коих одна остается в теле, другая – в селении, третья уходит в воздух и четвертая, наконец, отлетает в страну мертвых. Новозеландцы предполагают, что душа может временно освобождаться от тела и блуждать вне его.

Примитивная вера в загробное существование естественно ведет к культу предков, к тотемизму, и вливается в общее русло политеизма. Отсюда – всевозможные мифы о полубогах, полулюдях, о божественной связи богов и смертных. Этим объясняется и антропоморфизм: человек создает богов не по собственному образу, а по образу обоготворенных предков. Тотемизм же расширяет культ предков, привнося в него, помимо человека, и обоготворенных животных с их типическими признаками. У японцев многие животные, как лисица, собака, петух, являются атрибутами божеств; у богини солнца атрибутом служит птица. У древних греков такими атрибутами были: для Зевса – орел, для Афины – сова, для Артемиды – коза, для Посейдона – дельфин. В культе предков те же атрибуты мы находим во многих мифах. Как известно, некоторые древнегреческие племена получили свое название от животных, как например, – мирмидоняне – от муравьев, или аркадяне – от медведей. Эти названия – конкретизация качеств предков-героев: родоначальникам мирмидонян приписывалось трудолюбие муравьев, родоначальникам аркадян – физическая сила медведей.

На подобной символике, расширяющей качества предков-героев или уточняющей качества стихийных божеств основаны многие религиозные мифы – «метаморфозы». Всякий такой миф несет с собою не только элемент религиозного анамнезиса, но обнаруживает творческое присутствие словесно-прекрасного, подобно тому, как в изображении богов присутствует творчество пластически-художественное. Однако, религиозный миф вовсе не есть простое поэтическое создание примитивной фантазии, а обязательное внутреннее сочетание эстетического мироощущения с религиозным. Уже с самыми начатками религиозного чувства проявляется в человеке и искание истины в примитивном разуме, и искание прекрасного в примитивных ощущениях прекрасного. И когда к этим атрибутам божественного – к истине и к красоте – присоединяется атрибут нравственного начала – добра, тогда религиозная идея или религиозный образ достигают своей полноты.

Одной из таких идей является предание о первородном грехе и вообще о греховности людей, вызвавших справедливую кару со стороны божественной воли. Представление это существовало не только у древних евреев, но и у многих народов. Греческие орфики имели собственное учение о первородном грехе: в наказание за прегрешения предков-титанов душа человека заключена в тело как в темницу или в могилу. Приблизительно таков взгляд и Платона на грех первых человеческих душ, в наказание сделанных смертными. У вавилонян мы находим сказание, согласно которому сотворенные богами люди впали в грех, плохо отблагодарили своих творцов за благодеяние жизни, и в наказание за это боги решили посредством потопа уничтожить всех людей, кроме Утнапиштиму и его близких. У индусов тоже был свой Ной, как у евреев и вавилонян: во время ниспосланного богами потопа Ману был спасен богом Вишну, под видом рыбы притянувшим судно Ману к скале. У древних греков Девкалион и Пирра были единственными людьми, спасшимися от потопа, посланного на землю Зевсом с целью истребить род человеческий за его грехи. Подобные сказания встречаются и среди современных диких народов: некоторые индейцы считают, что их предки были наказаны потопом за свою грешную жизнь.