Книги А. Ренникова вышедшія за рубежомъ:
ДИКТАТОРЪ МІРА. Романъ будущаго. Бѣлградъ. 1925 ДУШИ ЖИВЫЯ. Романъ. Бѣлградъ. 1926 г.
ЗА ТРИДЕВЯТЬ ЗЕМЕЛЬ. Романъ. Бѣлградъ. 1926 г.
НЕЗВАННЫЕ ВАРЯГИ. Разсказы. Парижъ. 1929 г.
ЖИЗНЬ ИГРАЕТЪ. Романъ. Парижъ. 1930 г.
КОМЕДІИ. Парижъ. 1931 г.
БОРИСЪ И ГЛѢБЪ. Пьеса. Харбинъ 1934 г.
ДОМЪ СУМАСШЕДШИХЪ. Пьеса. Харбинъ. 1936 г.
Всѣ книги А. РЕННИКОВА имѣются въ книжномъ магазинѣ «ВОЗРОЖДЕНІЕ» 73, av. des Champs-Elysées, Paris (8).
Детективный романъ
Книгоиздательство „Возрожденіе" — „La Renaissance"
73, Avenue des Champs-Elysées, Paris-8>éme
1937
Всѣ права сохранены.
Tous droits réservés. Copyright by the author.
1.
Наканунѣ отъѣзда изъ Лондона студентъ Сергѣй Вольскій зашелъ къ Джонсонамъ съ прощальнымъ визитомъ.
— Цѣлыхъ три мѣсяца не буду видѣть Кэтъ… — грустно думалъ онъ, стоя у подъѣзда. — Все лѣто должно пройти. Цѣлая вѣчность!
Дверь открыла сгорбленная старая служанка.
— Миссисъ Джонсонъ дома? — спросилъ по-англійски Сергѣй.
— Миссисъ Джонсонъ? — Туго соображавшая старуха задумалась. — Насколько мнѣ кажется, сэръ, миссисъ Джонсонъ нѣтъ дома.
— А можетъ бытъ вамъ кажется, что дома миссъ Джонсонъ? — обрадовавшись отсутствію матери Кэтъ, шутливо проговорилъ молодой человѣкъ. — Напрягите вашу память, миссисъ Уордль, чтобы доставить мнѣ удовольствіе.
— Дома ли Кэтъ? — снова переспросила служанка, строго глядя на Вольскаго. — Что жъ. Вы, пожалуй, правы. Она дома.
Кэтъ въ это время собиралась идти на теннисъ. Она была въ спортивномъ костюмѣ, въ бѣломъ беретѣ, изъ-подъ котораго капризно выбивались завитки золотистыхъ волосъ. Правда, Сергѣй находилъ ее болѣе интересной, когда она надѣвала обыкновенное платье и своимъ видомъ уже ни въ комъ не вызывала сомнѣній: дѣвушка это или мальчикъ. Однако, спортивный костюмъ тоже шелъ ей.
— Что случилось? — удивленно спросила она, взглянувъ на вошедшаго молодого человѣка, лицо котораго показалось ей излишне серьезнымъ. — Не проигралъ ли Викторъ партіи этому идіоту Робертсону?
— Нѣтъ, Кэтъ. У меня сейчасъ дѣло важнѣе. Я завтра уѣзжаю на все лѣто.
— Въ самомъ дѣлѣ? Какая обида!
Сергѣй пріободрился. Въ глазахъ засвѣтилась радость. — Значитъ, ей тоже не легко разставаться. Значитъ, любитъ…
Онъ бросилъ осторожный, какъ бы случайный, взглядъ въ стоявшее въ углу комнаты трюмо и увидѣлъ тамъ свое изображеніе. — Что же. Не уродъ… — удовлетворенно подумалъ онъ. — Ростъ выше средняго. Черты лица правильныя. Глаза сѣрые, большіе.
Онъ улыбнулся.
— А вамъ жаль, Кэтъ?
— Разумѣется. — Кэтъ подскочила и сѣла на край тяжелаго дубоваго стола, стоявшаго посреди комнаты. — Если поѣдете вы, навѣрно, съ вами поѣдетъ и Викторъ. А кто въ нашей командѣ въ теченіе лѣта будетъ голкиперомъ?
Она взглянула на растерянное лицо собесѣдника и, измѣнивъ тонъ на болѣе благожелательный, добавила:
— Вѣдь, вы сами понимаете, дорогой мой, что лѣтнія состязанія имѣютъ большое значеніе. А вы куда собственно уѣзжаете? Туда, куда предполагали? Въ Савойю?
— Да, въ Савойю, — угрюмо пробормоталъ молодой человѣкъ, у котораго- настроеніе сразу испортилось. — А относительно Виктора вы тоже не ошиблисъ. Онъ, дѣйствительно, ѣдетъ со мной. До сихъ поръ я предполагалъ, что отецъ согласится оставить меня здѣсь. Но вчера, къ сожалѣнію, категорически потребовалъ, чтобы я провелъ лѣто въ горахъ для поправленія здоровья послѣ плеврита.
— Странный вы человѣкъ! — Кэтъ взяла со стола ракету, подбросила ее и поймала на лету. — Кажется, уже достаточно взрослый. Двадцать лѣтъ не шутка. А до сихъ поръ слушаетесь отца. По-моему, если бы дѣти всегда повиновались родителямъ, никакой прогрессъ въ мірѣ не былъ бы возможенъ. Вообще, на вашемъ мѣстѣ я давно заявила бы, что у меня свои взгляды.
— Да, но отецъ сказалъ, что не дастъ мнѣ на жизнь здѣсь ни одного пенса. Кромѣ того, въ домѣ будетъ производиться перестройка. Все лѣто.
— Перестройка! Чтобы цивилизованный человѣкъ зависѣлъ отъ какой-то перестройки! Васъ самого надо перестроить, мой милый, вотъ что. Посмотрите на себя: какой вы мужчина? Тенниса не любите. Футбола не любите. Въ гольфъ играете, какъ медвѣдь. А то, что вы пишете стихи и занимаетесь философіей, показываетъ только, какой у васъ дряблый и тяжелый характеръ. Ну, ну, не обижайтесь. Лѣзьте сюда на столъ и разсказывайте. Мнѣ правда будетъ грустно, когда вы уѣдете.
— Кэтъ… — смущенно пробормоталъ Сергѣй, не двигаясь съ мѣста. — Кэтъ… Я вижу, вы меня презираете. Вы обращаетесь со мной, какъ съ ребенкомъ, хотя вамъ не больше лѣтъ, чѣмъ мнѣ…
— Боже мой, какъ онъ глупъ! Ну, что же стоите? Подите сюда. Ближе! Возьмите мою руку и поцѣлуйте. Вотъ такъ. А теперь довольно. Стойте, стойте, это уже лишнее: не обнимайте меня, а то я стукну васъ по головѣ ракетой. Сядьте, сложите ручки на колѣняхъ, какъ вы сидите при лапѣ, и отвѣчайте на вопросы. У васъ, дѣйствительно, въ Савойѣ свой замокъ, какъ разсказывалъ Викторъ?
— Да. — Сергѣй съ хмурымъ видомъ сѣлъ въ кресло возлѣ стола. — Только это не мой замокъ, а отцовскій.
— Я думаю, не вашъ. А какой? Старинный?
— Очень.
— Башни есть?
— Да.
— И привидѣнія иногда появляются?
— Говорятъ.
— Хотѣла бы я увидѣть хоть одно привидѣніе. Обязательно постаралась бы пройти сквозь него, чтобы узнать, какое получится ощущеніе. А гдѣ расположенъ замокъ? Въ горахъ? Или на равнинѣ?