Зеленые дьяволы - [3]

Однако, характеръ у Шорина, по общему признанію, былъ великолѣпный. Всегда добродушный, веселый, доброжелательный, Викторъ производилъ отличное впечатлѣніе на всѣхъ. И единственнымъ только недостаткомъ его, по мнѣнію Вольскаго, было стремленіе къ нѣкоторымъ преувеличеніямъ при изложеніи фактовъ изъ дѣйствительной жизни.

— А гдѣ же вы научились управлять машиной? — недовѣрчиво спросилъ старикъ пріятеля своего сына, сдавшись наконецъ на уговоры Сергѣя. — Вы много до сихъ поръ ѣздили?

— Я? О, будьте покойны, Павелъ Андреевичъ, — бодро отвѣтилъ Шоринъ. — Въ прошломъ году я, можно сказать, исколесилъ всю Англію вдоль и поперекъ. Если угодно, могу показать свидѣтельство на право ѣзды.

Вольскій изъ деликатности свидѣтельства не пожелалъ смотрѣть и, вздохнувъ, согласился. Прибывъ въ Кале, онъ приказалъ Джеку отправиться въ Савойю по желѣзной дорогѣ и сѣлъ съ Сергѣемъ въ автомобиль. Шоринъ запасся бензиномъ, торжественно помѣстился у руля, и путешественники двинулись въ путь по направленію къ Парижу.

По прекрасной дорогѣ, обсаженной по обѣимъ сторонамъ деревьями, благополучно ѣхали около часа. Сначала Вольскому показалось, что Викторъ по молодости лѣтъ слишкомъ злоупотребляетъ скоростью; но затѣмъ, успокоившись, старикъ откинулся на спинку автомобиля и началъ дремать.

— Что случилось? — испуганно спросилъ онъ, почувствовавъ, вдругъ, толчекъ и услышавъ на дорогѣ какіе-то крики.

— Папа, дай пятьсотъ франковъ, — сказалъ Сергѣй, заглядывая въ машину послѣ ознакомленія съ возникшими на шоссе обстоятельствами. — Мы сбили съ ногъ какого-то дурака фермера.

— А почему именно пятьсотъ?

— Разодрали ему костюмъ. Иначе будетъ судомъ требовать.

— Для начала недурно, — хмуро пробормоталъ Вольскій, доставая бумажникъ и стараясь не придвигаться къ окну, чтобы не принимать активнаго участія въ происшествіи. — Дуракъ фермеръ или не дуракъ, не знаю. Но изъ Парижа въ Савойю, во всякомъ случаѣ, я поѣду въ поѣздѣ. И тебя тоже съ собой возьму, Сергѣй.

— Да… Исторія, — сѣвъ за руль и давъ машинѣ сразу полный ходъ, задумчиво проговорилъ Викторъ. — Только прошу васъ, Павелъ Андреевичъ, — обернувшись къ Вольскому, добавилъ онъ, — не безпокойтесь, пожалуйста. Въ сущности, ни одинъ самый испытанный автомобилистъ не можетъ сказать заранѣе, что съ нимъ произойдетъ въ дорогѣ.

— Я не очень безпокоюсь, другъ мой, — мрачно отвѣтилъ изъ глубины автомобиля Вольскій. — Но все-таки прошу объ одномъ: не оборачивайтесь назадъ, когда ѣдете впередъ.

— Ничего. Пустяки. У меня всѣ движенья давно стали автоматическими.

Въ Парижѣ Вольскіе пробыли три дня, причемъ старикъ сдержалъ обѣщаніе: въ автомобилѣ дальше не доѣхалъ, Сергѣю тоже запретилъ, и Шоринъ принужденъ былъ вести машину въ Савойю одинъ. Узнавъ, что вмѣстѣ съ Вольскими въ замокъ переѣзжаетъ изъ Парижа также ихъ родственница Горева, старая чопорная женщина, Викторъ деликатно предложилъ ей: не пожелаетъ ли она замѣнить душный вагонъ желѣзной дороги просторнымъ удобнымъ автомобилемъ? Однако, зная уже о происшествіи съ фермеромъ, Горева тоже отвѣтила рѣшительнымъ отказомъ.

— Это, конечно, очень заманчиво, — сухо замѣтила она. — Но, по-моему, все-таки лучше сохранить жизнь въ душномъ вагонѣ, нежели потерять ее на свѣжемъ воздухѣ.

Не добившись ничего, Шоринъ уѣхалъ одинъ. Провожая его, Вольскій съ грустнымъ чувствомъ смотрѣлъ на свой автомобиль и искренно жалѣлъ въ душѣ, что взялъ съ собой эту машину, а не другую, старую.

— До свиданья, господа! Итакъ, увидимся послѣзавтра! — садясь за руль, весело проговорилъ Викторъ.

— Вы полагаете, что увидимся? — недовѣрчиво произнесъ Вольскій. — Что-жъ. Дай Богъ.

Черезъ два дня на небольшой желѣзнодорожной станціи, находящейся въ долинѣ горной рѣки въ трехъ километрахъ отъ замка, семью Вольскихъ встрѣчали Суриковъ, Викторъ и шофферъ Джекъ. Старикъ хорошо выспался за ночь въ отдѣльномъ купэ и чувствовалъ себя недурно. Сергѣй, по дорогѣ все время смотрѣвшій въ окно, былъ въ восторгѣ отъ окружающей природы, на вр^мя забылъ даже о существованіи Кэтъ. И только кузина Вольскаго Горева, какъ всегда, казалась невозмутимой. По безстрастному морщинистому лицу ея никакъ нельзя было опредѣлить: любитъ ли она горный пейзажъ или, наоборотъ, глубоко его презираетъ.

— Ну, какъ Николай Ивановичъ? — дружелюбно спросилъ Вольскій своего секретаря, котораго за его небольшую полную фигуру и круглое добродушное лицо въ очкахъ Сергѣй съ Викторомъ въ интимныхъ бесѣдахъ иногда называли Пикквикомъ. — Все уже приготовлено въ замкѣ?

— Все, Павелъ Андреевичъ. Вамъ, должно быть, понравится. А какой здѣсь воздухъ! Вдохните его какъ слѣдуетъ, будьте добры.

— Спасибо, я уже дышу. Ну, а вы, Викторъ? Не разбили машины?

— Все въ замѣчательной цѣлости, Павелъ Андреевичъ. Не повѣрите, но по дорогѣ за все время ѣзды я не задѣлъ даже цыпленка.

— Что касается цыплятъ, то это не такъ существенно, дорогой мой. Ну, а людей? Человѣка тоже ни одного не задѣли?

— Человѣка тоже ни одного.

— Очень радъ. Ну, Николай Ивановичъ везите насъ.

Два автомобиля — одинъ Вольскаго, другой наемный, взятый на станціи, двинулись въ путь. Пересѣкли сначала долину, затѣмъ достигли склоновъ живописнаго кряжа и съ гудѣніемъ начали подниматься по размашистымъ зигзагамъ горной дороги. Промелькнули внизу хлѣбныя поля, озолоченныя щедрымъ савойскимъ солнцемъ; правильными рядами, точно на парадѣ, прошли мимо пышныя фруктовыя рощи. И, наконецъ, широкой лавиной надвинулся на дорогу густой лиственный лѣсъ, переплелъ прозрачной зеленью обрывы, скалы, далекое небо.