Зеленые дьяволы - [5]

— Ну, что же, господа, — удовлетворивъ свой аппетитъ, весело произнесъ Вольскій. — Можетъ быть, выпьемъ шампанскаго? Хотя я не пью ничего, но по случаю пріѣзда… Одинъ глотокъ… Николай Ивановичъ, вы запаслись, навѣрно, напитками?

— Да, конечно.

— Отличное шампанское, — подтвердилъ Викторъ. — Я сегодня…

Но сообразивъ, что неудобно распространяться о качествахъ шампанскаго, которое еще не пили сами хозяева, онъ кивнулъ въ сторону двери и торопливо добавилъ:

— Сегодня пилъ тамъ… Въ городѣ.

— Очень хорошо, — добродушно скосивъ глаза на Шорина, проговорилъ Вольскій. — А воздухъ, господа, здѣсь, дѣйствительно, превосходный. Давно я не обѣдалъ съ такимъ аппетитомъ. Кажется и ты, Ольга, чувствуешь себя недурно, несмотря на печень?

Горева на этотъ разъ измѣнила своему обыкновенію ко всему относиться равнодушно. Собравшись съ силами, она выразила на лицѣ нѣчто вродѣ благосклонной улыбки. И произнесла:

— Да, какъ будто. Но къ сожалѣнію, моя печень слишкомъ глубоко скрыта, чтобы на нее могъ дѣйствовать воздухъ.

— Папа, а ты намъ съ Витей разрѣшишь завтра взять автомобиль и объѣхать окрестности? — спросилъ Сергѣй. — Воображаю, какія здѣсь живописныя дороги.

— Хорошо. Только при условіи, что вы возьмете съ собой Джека, и Джекъ будетъ править машиной.

— Я не знаю, какъ ты, Сережа, — дѣлая видъ, будто не слышитъ обидныхъ словъ Вольскаго, проговорилъ Шоринъ, — но по-моему лучше для начала обойти пѣшкомъ всѣ мѣста вокругъ замка и посмотрѣть, есть ли тутъ хорошія пропасти.

— Ну, насчетъ пропастей мы еще поговоримъ, — поморщившись, пробормоталъ Вольскій. — А теперь, Николай Ивановичъ, дайте-ка бутылку, я самъ разолью шампанское. Ольга, тебѣ можно немного?

— Нѣтъ, нельзя, Павелъ.

— По случаю пріѣзда?

— И въ случаяхъ пріѣзда и въ случаяхъ отъѣзда вино мнѣ одинаково вредно.

— Жаль. Ну, Викторъ, вашъ бокалъ… Николай Ивановичъ… Сережа… Кажется, всѣмъ? Итакъ, господа, пожелаемъ другъ другу хорошо провести лѣто. Тебѣ, Ольга, — пополнѣть, вамъ, Николай Ивановичъ, — похудѣть, а молодымъ людямъ, чего они сами себѣ хотятъ.

Старикъ выпилъ, снова наполнилъ бокалы, не исключая своего. И продолжалъ:

— Замокъ, конечно, прекрасенъ. Я никакъ не ожидалъ, что онъ такъ сохранился и можетъ доставить необходимый комфортъ. Но, вотъ, единственное, что меня огорчаетъ, это — враждебное отношеніе ко мнѣ бѣдняги Лунина. Я бы очень хотѣлъ, чтобы профессоръ пересталъ сердиться за потерю своего замка, въ чемъ, какъ вы знаете, я ничуть не повиненъ. Во всякомъ случаѣ, я радъ былъ бы помириться съ нимъ, и, если нужно, помочь. Между прочимъ, Николай Ивановичъ… Въ какомъ положеніи его дѣла?

— По-моему, дѣла его не такъ ужъ плохи, Павелъ Андреевичъ.

— А именно?

— Насколько мнѣ извѣстно, онъ не такъ разорился, какъ объ этомъ говорили въ первое время. Я нѣсколько разъ бывалъ внизу, въ городкѣ, гдѣ онъ арендуетъ виллу, и долженъ сказать, что вилла эта вполнѣ приличная. Очевидно, старику удалось сохранить кое-какія деньги. Кромѣ того, онъ открылъ здѣсь аптеку, и аптека, какъ будто, даетъ недурной заработокъ.

— Ну, слава Богу, слава Богу. Онъ, вѣдь, извѣстный фармакологъ… Читалъ лекціи въ университетѣ. Жаль только, что послѣ революціи бросилъ науку и занялся за-границей неудачными промышленными предпріятіями. Какъ-нибудь все-таки нужно сдѣлать попытку встрѣтиться съ нимъ. Вѣдь ты, Сережа, съ Наташей былъ очень друженъ.

Сергѣй нахмурился.

— Да. Но э^то было давно. Пять лѣтъ назадъ.

— Скажите, какой огромный срокъ — пять лѣтъ! — Вольскій разсмѣялся. Отъ выпитаго шампанскаго глаза его пріобрѣли легкій блескъ, на щекахъ появился нездоровый румянецъ. — Для тебя, можетъ быть, и давно, а мнѣ кажется, что это было только вчера. Какъ, въ общемъ, время бѣжитъ! Помню я, когда этой Наташѣ было всего пять лѣтъ. И покойная мать ея жива была. Интересная женщина. Ея родители считались въ Россіи одними изъ самыхъ богатыхъ людей. А теперь вотъ — вы, дѣти, растете, тянетесь вверхъ и выталкиваете изъ жизни насъ, стариковъ. Ольга, что ты скажешь по этому поводу?

— По этому поводу? По этому поводу я скажу, Павелъ, что третій бокалъ вина, очевидно, такъ же вреденъ для твоего сердца, какъ первый бокалъ для моей печени.

— Какъ? Неужели третій? — испуганно проговорилъ Вольскій, отодвигая отъ себя стаканъ. — А я не замѣтилъ. Очевидно, воздухъ подѣйствовалъ. Ну, спокойной ночи, господа. Вы — какъ хотите, а что касается меня, то я буду здѣсь ложиться рано, по-деревенски.

3.

Павлу Андреевичу для спальни и кабинета были приготовлены въ первомъ этажѣ двѣ лучшія комнаты. Окна обѣихъ выходили къ обрыву, подъ которымъ непрестанно журчалъ горный ручей. Отсюда открывался чудесный видъ на долину. Съ обѣихъ сторонъ громоздились величественныя горы, застывшія въ торжественномъ шествіи навстрѣчу своему монарху Монблану. Налѣво, во мглѣ, виднѣлся скатъ къ Женевскому озеру. А за нимъ, на горизонтѣ, обрисовывался мутный контуръ Юрскаго хребта.

— Меня одно все-таки слегка безпокоитъ, Павелъ Андреевичъ, — сказалъ Суриковъ, проводивъ Вольскаго въ его спальню. — Не будетъ ли шумъ ручья тревожить вашъ сонъ?

— Не думаю, дорогой мой. Наоборотъ. Равномѣрные звуки должны убаюкивать. Гораздо хуже, напримѣръ, прибой океана, когда послѣ прихода каждой волны необходимо ждать, пока разобьется другая. А вы сами что предпочитаете: горы или океанъ?