Бурелом - [88]

— Не керкай, не твоего ума дело! — прикрикнул Лукьян на жену.

— Сиди здесь. Красные — тоже люди, не съедят. Ну поприжмут маленько, стерпим, — сказала уже равнодушно дочь.

Феврония уехала. Закрывая за ней ворота, Лукьян оглядел улицу. Со стороны чистовцев на Камышное, где стоял дом Сычева, двигалось небольшое облачко пыли, вскоре Лукьян увидел скачущих во весь опор на конях всадников с красными звездами на фуражках. «Начинается», — Лукьян почувствовал, как засосало под ложечкой, и плотнее закрыл ворота.

В сумерках пришел Каретин — управский секретарь.

— Что будем делать, Лукьян Федотович? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Сижу, значит, седни в комитете, работаю, как всегда. Гляжу, входит красный командир, молодой такой, бравый на вид. С ним еще несколько человек. Спрашивает: «Кто тут у вас верховодит?» Отвечаю: «Власть у нас народная, не единоличная, а я, значит, секретарь». — «Вот что, — говорит он мне, — ты голову мне не морочь, народная власть, ишь пузо как отростил, — и черенком нагайки ткнул мне в живот. Остальные в хохот. — Ты что, из беднейшего класса?» — «Живу, мол, помаленьку». — «Ладно, твоих коров считать мы сейчас не будем, а вот овса нашим коням достань. Покормить надо, без овса беляков не скоро догонишь. Драпают крепко». — «Что ж, можно, товарищи хорошие». Достал у мужиков овса, они покормили коней и уехали. А как же нам быть? Теперь вроде как не у власти?

— Поставят своих, а нас с тобой вот так, — Лукьян раскрыл широченную ладонь и дунул на нее. — Вроде как экс... экс... экс... пло-таторов, — с трудом произнес он незнакомое слово и, выдержав короткую паузу, продолжал: — Значит, кто был ничем, тот станет всем, вроде Андриана Обласова.

— Диво, — покачал головой Каретин. — Стало быть, справных мужиков по шапке из комитета.

— Отгарцевали, — как бы подтверждая слова собеседника, сказал убедительно Лукьян. — Таперича притихнуть до поры до времени надо. Недаром говорится: тихая вода берега подмывает.

Выпроводив гостя, Лукьян вместе с Митродорой, взяв порожние мешки, зашли в саманницу, насыпали пшеницы и, как только заиграли Кичиги[14], Лукьян отвез хлеб в Грачиный колок и закопал в землю.

ГЛАВА 31

Лето 1919 года было жарким. По ночам играли сполохи, переливаясь и дрожа разноцветными огнями. Порой они внезапно охватывали полнеба и, меняя краски, переходили на слабое мерцание. Часто грозы с мощными раскатами грома пугали обывателей, и, прячась по углам, торопливо крестясь, они беззвучно творили молитву.

Через Павловск шли и ехали воинские части колчаковцев, стремясь закрепиться на берегах Тобола.

Зима и начало лета девятнадцатого года для Гали Крапивницкой прошли неспокойно. Городская больница, где она по-прежнему работала медсестрой, была до отказа забита ранеными в последних боях колчаковцами. От них Галя узнавала о событиях на фронтах. Иногда заходила к Кириллу Панкратьевичу Красикову, который, скрываясь от белых, жил в доме горшечника на одной из окраин. За последний год Красиков заметно состарился, голову посеребрила седина, но он все еще был полон энергии и жизнерадостности. Как-то на замечание Гали о годах заметил полушутя:

— Нет, я не состарюсь долго. — И перешел на серьезный тон: — Что значит старость? Для иных — обуза, для других полна оптимизма. — Кирилл Панкратьевич на какое-то время умолк, затем спросил: — Ты, кажется, давненько не была со своей аптечкой у наших ребят?

— Ездила на прошлой неделе. Все у них в порядке, больных нет, продукты им, как и раньше, доставляют сельчане. Вот только с оружием плоховато.

За последнее время приток дезертиров из колчаковской армии усилился и значительная их часть скрывалась в кочаринских и столбушенских лесах. Там же прятались от мобилизации и некоторые новобранцы. «Лесная докторша», так звали они Галю, по заданию подполья обслуживала «кустарников» медицинской помощью и часто бывала у них.

— Я сказала им, что Златоуст занят Красной Армией и ее передовые части подходят уже к Челябинску, — продолжала Галя и, помолчав, улыбнулась: — Ребята там нетерпеливые. При мне выпросили у Елены Ивановны, жены одного партизана, красный материал, сшили флаг и на нем сделали надпись: «Свобода! Да здравствует революция!» — теперь только ждут момента выйти с этим флагом из лесов. Верховодит там, как вы знаете, Даниил Волков, помощником у него Коля Аксенов.

— Ну что ж, Галя, пока наших сил маловато для серьезных операций, будем продолжать свое дело и помогать скорейшему приходу Красной Армии, — закончил Красиков.

После того как Челябинск был занят частями Красной Армии, поток белогвардейщины, отступая, захлестнул небольшой зауральский городок. На базарной площади, улицах, в жилых домах — всюду были видны колчаковцы. Беспрерывной лентой тянулись с запада на восток беженцы. Прошел через город Павловск и отряд мусульман Крапивницкого. Поручив командование одному из офицеров, Алексей подъехал к своему дому. Поспешно поднялся на крыльцо, толкнул дверь.

Старики с дочерью сидели за столом. После обычных объятий, поцелуев с родителями Крапивницкий повернулся к сестре:

— Здравствуй, красная гвоздика, — полушутя сказал он ей и протянул руку. — Цветешь? — оглядывая стройную фигуру Гали, заметил он.