Бурелом - [5]

— Дядя Кирилл, а вправду говорят, что ты сидел в тюрьме?

— Правда, — твердо ответил машинист.

— А за что тебя садили?

— За то, что вместе с рабочими Челябинского плужного завода бастовал против таких же потогонов, как Лукьян.

— Ишь ты! — в восхищении произнес Василий и подвинулся ближе к собеседнику.

На следующий день, погрузив на телеги с помощью возчиков молотилку, они выехали в Косотурье. Там, пока Кирилл с кузнецом выпрямляли чугунный вал, Василий направился к Камышному озеру, отвязал лодку и загнал ее в узкий проход камыша. Он ждал Гликерию.

Пригретый солнцем, Василий задремал. Послышалось гоготанье гусей. Обласов выглянул из своего укрытия. Так и есть: Глаша.

На руке ведро. Вот она взошла на плотцы и, сделав руку козырьком, внимательно оглядела берег, ближние огороды и бани. Нет никого. А где же Вася? Заметив Василия, порозовела. Помахала ему рукой.

Василий подъехал ближе.

— Садись. Я давно тебя жду. — Сильными взмахами весла погнал лодку в камыши, где был маленький островок.

— Что там? — кивнул он головой в сторону островерхой крыши сычевского дома.

— После обеда все спят. Нестор взял гармонь и ушел к своим дружкам, — ответила Глаша и прижалась к Василию.

— Басинька моя, голубка сизокрылая, стосковался по тебе, — обнимая Глашу, заговорил Василий. — Без тебя мне божий свет не мил.

На островке было тихо. Только какая-то пичужка, качаясь на камышинке, напевала свою несложную песню.

На берегу вновь прогоготали гуси. Глаша слегка побледнела.

— Кто-то за водой на плотцы идет, — услышав легкое поскрипыванье ведерной дужки, прошептала она.

— Не бойся. Лодок на берегу нет. Никто сюда не заглянет, — лежа на спине и покусывая травинку, спокойно произнес Василий.

— Смотрю на облака — куда они плывут? — заговорила Глаша мечтательно. — Превратиться бы нам в два облачка, плыть и плыть вместе без конца. Никто бы нам не мешал — ни Лукьян, ни Савелий. Но, видно, участь моя горькая — вековать с нелюбимым мужем. Одна радость — ты, и ту боюсь потерять.

— Как это так? — Василий приподнялся на локте. — Что ты, Глаша?

— Слышала, я, как свекор, говорил Митродоре: Феврония Василка думает в работники взять. Боюсь я, Вася, за тебя. Затянет в омут. Чует недоброе мое сердечко. — Глаша с тоской посмотрела на Василия.

— Да ты не думай об этом, Глашенька. Не променяю твою любовь ни на кого, — Василий вновь привлек ее к себе, — не сумлевайся.

Глаша тяжело вздохнула:

— Однако мне пора. Наши скоро встанут. Посмотри, нет ли людей на берегу.

Василий поднялся на ноги, осмотрел берег — никого. Поехали. Лодка вышла из камыша и поплыла к плотцам.

— Встретимся в покров, — сказал на прощанье Василий.

— Как долго, — сказала с печалью Глаша.

— Тятя велит ехать в Камаган. Прощай. — Василий оттолкнулся веслом от плотцов.

Проводив его взглядом, Глаша почерпнула воды в ведерко и пошла домой.

ГЛАВА 3

На второй день после встречи с Глашей Василий вместе с Красиковым и подводчиками выехал в Камаган. Чугунный вал и машину везли на длинных дрогах, барабан поместили на телеге.

Дорога, как и все степные дороги, была гладкой, но возчики ехали неторопко. Осторожно спускались в балки, заросшие кустарником, объезжали стороной болотистые заросли камыша и кустарника. К вечеру достигли заброшенных землянок казахского аула. В этих краях Василий не бывал. Вид предосенней степи с серой полынью и типчаком был непригляден. Кое-где виднелись каменные мазары и развалины укрепления.

— Скоро Татьянин лог будет. — Красиков повертел головой по сторонам. Солнце ушло за горизонт, на равнину легли сумрачные тени, и от этого в степи казалось еще тоскливее. — Пора остановку на ночь сделать. Кстати, здесь и родник есть. — Кирилл подал знак подводчикам: — Выпрягай!

На костер пошел сухой валежник из тальника. Стреножив лошадей, косотурцы уселись вокруг ярко горевшего костра, над которым висел чайник.

В ночной тишине, стекая вниз по мелким галькам, однообразно звучал родник.

Где-то на темном кургане раздался вой одинокого волка. Испуганные кони, гремя железными путами, поскакали к костру.

— Напугал, дьявол, лошадей, — промолвил сердито один из возчиков и направился к ним навстречу.

Подостлав чапан, Василий пытался уснуть. Долго лежал с открытыми глазами, смотрел на падающие звезды, прислушиваясь к бесконечной песне родника. Потянуло холодком. Пахло засохшей полынью и увядшими травами. Василий поворочался на своем неудобном ложе и уснул.

Разбудил его Красиков:

— Вставай, Вася, пора запрягать. Надо пораньше выехать, чтоб успеть к ночи в Камаган.

Обласов пошел разыскивать свою лошадь, которая ушла куда-то от остальных коней. Спустился в лог. Там было сумрачно и сыро. В тальнике гукнул полусонный сыч. От неожиданности Василий вздрогнул и прибавил шагу. Всходило солнце, но здесь все было мрачно — и оголенные непогодой кусты тальника, и камни, покрытые лишайником, и родник, казалось, напевал что-то унылое, безысходное.

Василий нашел коня на вершине лога. Возчики уже ждали Обласова у своих подвод.

Бросив последний взгляд на Татьянин лог, Василий вместе с сельчанами выехал на камаганскую дорогу.

К вечеру были уже на заимке Февронии Бессоновой.