Бунтарка - [43]

— Кажется, у меня только что была небольшая… ссора… с Джоном. — Она достает мороженое из холодильника, а меня охватывает радость. Хотя не должна бы.

— Что случилось? — спрашиваю я, надеясь, что в моем голосе достаточно неподдельного беспокойства.

Она пожимает плечами и аккуратно снимает крышку.

— Поссорились из-за политики. Он сказал, что не считает Энн Ричардс хорошим губернатором.

Я смотрю на нее в замешательстве.

— Энн Ричардс, милая. Я рассказывала тебе о ней. Она была губернатором Техаса в 1990-х, а еще очень сильной и очень умной женщиной. — Мама стучит пальцами по ярко-розовому магниту на холодильнике с надписью «Джинджер Роджерс делала все то же самое, что и Фред Астер, только наоборот и на высоких каблуках»[19] — Энн нравилось цитировать эти слова, — говорит мама, слабо улыбаясь.

— О да. — Мне нравится слушать про сильных женщин, но слушать что-то плохое о Джоне — все-таки больше. — Так что сказал Джон?

— Что она не была самым ответственным губернатором, когда дело касалось налогов, что, конечно же, бред собачий. — Она съедает еще кусочек мороженого и убирает его обратно в морозильник, кидая ложку в кухонную раковину. Потом смотрит на потолок и вздыхает.

— Ну, как бы то ни было, он не прав, — говорю я. — Энн Ричардс великолепна.

— Именно такой она и была, малышка, — соглашается мама.

— И что вы теперь с Джоном будете делать? — в моем голосе есть нотка надежды, и я гадаю, слышит ли ее мама.

Но она просто смеется, словно я маленький ребенок, и это немного раздражает.

— Ох, дорогая, у меня с Джоном все хорошо. Взрослые могут иногда спорить из-за политики. Он же не сказал, что ей место на кухне или что ей следовало бы посвятить свою жизнь рождению детей.

Я пожимаю плечами.

— Наверное. Но разве политические взгляды не говорят многое о человеке?

Мама улыбается.

— Конечно, да. Я сама тебя этому учила. Но разумные взрослые могут не соглашаться в чем-то. Джон вырос в очень консервативной семье. Он даже не ходил в государственную школу до подросткового возраста. Это повлияло на его взгляды. То, что Джону не нравится финансовая политика Энн Ричардс, не значит, что Джон плохой.

— Ладно, — говорю я, — только если ты не забудешь, что ты права, а он нет.

Мама улыбается.

— Я не забуду. Теперь иди спать. Уже поздно.

Проскальзывая под одеяло, я думаю об экземплярах «Мокси» в моем рюкзаке, о губах Сета на моих губах и о том, как Сет поддерживает меня и мою идею. Я уверена, что если Сет знает об Энн Ричардс, она нравится ему. А если не знает, я убеждена, она точно ему понравится, как только я расскажу о ней.

* * *

Приятно прилепить наклейки на шкафчик Митчелла Уилсона. Десять наклеек. Я думаю о Клодии. Думаю о том, как он ее обидел. Я думаю о мистере Шелли и его словах. Я думаю о красноватом лице Митчелла и его мертвых глазах. Я думаю о том, что его папочка позволяет ему все.

Хлоп, хлоп, хлоп. Металлический шкафчик вибрирует под моей рукой каждый раз, когда я леплю новую наклейку.

Потом я делаю шаг назад и любуюсь своей работой. Митчелл Уилсон десять раз прочитает сегодня, что он придурок. А может, и больше.

Когда солнечный свет начинает литься через окна, я приклеиваю наклейки тем мальчикам, которые тоже участвовали в игре «Толкни и хватай». Слышу шаги уборщика за углом и забегаю в пустой класс. Стою тихо-тихо, пока он проходит мимо, звеня связкой ключей. Его тяжелые шаги раздаются совсем рядом. Если бы он нашел меня, я смогла бы выкрутиться. Потому что ничто сегодня меня не остановит. Уж точно не какой-нибудь мужчина.

К началу первого урока все зины лежат по всем туалетам первого и второго этажа. Школа гудит. Я вижу, как Джейсон Гарза мрачно пытается отодрать наклейку от шкафчика, но у него плохо получается.

Я заказала очень качественные наклейки.

— Пожалуйста, скажи, что видела их? — спрашивает меня Сара, когда я захожу в класс. Я вижу, что Клодия читает последний выпуск, а в руках у нее несколько наклеек.

— Здорово, да?

Сара кивает, и улыбка расползается по ее лицу.

— Это гениально.

— Привет, Клодия. — Она поднимает на меня глаза. — Весь шкафчик Митчелла Уилсона уже покрыт наклейками.

— Правда? — Ее глаза загораются.

— Правда. Но это не значит, что ты не можешь добавить еще. Попросись выйти в туалет во время урока и сделай это.

Брови Клодии поднимаются от моей храбрости.

— Может, так и сделаю.

Клодия убирает зин и наклейки в рюкзак. Где-то в середине скучной лекции миссис Роббинс она поднимает руку и просится выйти. Когда она возвращается, то подмигивает мне.

Реакция Клодии стоит всего этого. Всего того времени, что я потратила на придумывание нового выпуска. Всех моих рождественских денег, потраченных на наклейки. Клодия стоит всего этого и даже больше.

Весь день наклейки распространяются как заразная сыпь: их все больше и больше с каждым уроком. Девушки делают это по-умному, а учителя слишком тупы, чтобы поймать их: поход в туалет, к медсестре, просьбы выйти попить из фонтанчика. Все это — возможность улизнуть и прицепить наклейку на шкафчик какого-нибудь мальчика, пока никто не видит.

«Мокси» побеждает.

А значит, и я.

А потом по пути на урок английского Марисела Перез делает что-то волшебное.