Бунтарка - [41]
Сара пишет одно долгое «ОБОЖЕ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!»
Мэг требует рассказать все подробности, включая цвет машины Сета (словно это имеет значение).
Кейтлин присылает селфи, как она кричит от радости.
А Клодия?
Ничего.
Уже два часа прошло после того, как я вернулась домой после свидания, а моя лучшая подруга ничего не отвечает на мои бурные восторженные сообщения. Наконец я звоню ей, но слышу только женский голос, который говорит мне, что номер недоступен.
В полночь я сдаюсь и швыряю телефон в сторону. Я забираюсь под одеяло и вспоминаю события сегодняшнего вечера: поцелуи в машине на берегу и на светофоре, как мы стояли у моей двери и целовались. Где-то в подсознании тихий голос гадает, где Клодия и не злится ли она на меня.
Я не могу понять. Это не связано с «Мокси». Это не связано с Люси. Она ведь так искренне радовалась за меня, когда мы с Сетом встречались в первый раз. И когда я ей сказала, что у меня с ним планы на пятницу.
Потом я понимаю, что в пятницу не видела Клодию после обеда. Я была слишком увлечена предстоящей встречей с Сетом.
Я щупаю рукой в темноте, пока не нахожу телефон на полу.
Просто дай знать, что с тобой все хорошо… Мне страшно, вдруг что-то случилось… прости, что я болтала так много о себе.
Я жду и жду, но ничего не происходит. Наконец я засыпаю с телефоном в руке, мысли о поцелуях с Сетом и тревога о Клодии сменяют друг друга.
— Вивви. Эй, Вив. — Мама легонько трясет меня за плечо.
Я моргаю, пытаясь понять, что происходит. Солнечный свет льется сквозь жалюзи.
— Я опаздываю в школу?
Мама сидит рядом со мной на краю кровати.
— Нет, дорогая, сегодня суббота. Рождественские каникулы.
Я тру глаза, пытаясь проснуться.
— Да, точно.
— К тебе пришла Клодия. — Мама смотрит на меня с беспокойством. Я поднимаю взгляд и вижу мою лучшую подругу в дверях. На ней черные леггинсы и просторная толстовка Ист Рокпорт Трек. Ее глаза красные, а губы сжаты в тонкую линию.
— Клодия? — говорю я, сна ни в одном глазу. Она немного хлюпает носом и слабо машет мне, а мое сердце заходится в тревоге.
— Я оставлю вас наедине. — Мама встает и приобнимает Клодию, прежде чем выйти и закрыть дверь спальни.
— Иди сюда, — говорю я, выбираясь из-под одеяла. Я хлопаю по кровати, и через секунду она уже утыкается лицом в мои розовые простыни с девушками-ковбоями. Она начинает плакать.
— Эй, эй! — Я прижимаюсь к ней. — Что случилось, Клодия? Пожалуйста, скажи мне, что случилось.
Ясно, что сначала мне надо ей дать выплакаться, поэтому я сижу и мысленно пробегаю по списку всего ужасного, что могло так расстроить мою лучшую подругу.
Кто-то умер? Нет, мама бы уже узнала об этом от мамы Клодии или бабули.
Ее родители расстались? Нет, они вместе сотню лет, и Клодия всегда жаловалась, что они целуются с языком даже перед ней и ее братьями.
У нее неприятности в школе? Но Клодия всегда следовала правилам.
Наконец она садится, делает глубокий вдох и вытирает последние слезы со щек.
— Прости… что не ответила тебе прошлой ночью.
Я хмурюсь.
— Клодия, фиг с ним! Не извиняйся. Я хочу знать, что с тобой произошло! — Я сжимаю ее руки, а потом обнимаю ее. Я настолько крупнее Клодии, что мне всегда легко ее обхватить, когда мы обнимаемся, и сейчас я действительно этому рада.
— Ладно, кое-то случилось со мной вчера. После обеда. — Она смотрит на свои руки. Ее щеки порозовели. Красные пятна появляются на шее и груди.
— Что? — Мое сердце колотится.
— Помнишь, как я ушла из столовой? Мне нужно было вытащить спортивный костюм из шкафчика в раздевалке, чтобы отнести его домой и постирать на каникулах?
— Да, — я киваю. — Помню.
— Ну и когда я выходила из нашей раздевалки, я наткнулась на Митчелла Уилсона. — Она выплевывает имя. Потом закрывает глаза и трясет головой.
Что-то тяжелое начинает опускаться на меня, грозя раздавить.
— Знаешь тот коридор, прямо за раздевалкой?
Тот коридор плохо освещен и обычно пустует. Коридор, где нет классов или кабинетов тренеров и учителей.
Я киваю, ощущая тошноту.
— Ну, Митчелл подошел ко мне и сделал свое тупое «толкни и хватай», — говорит она. — Только… когда он схватил меня, то прижал меня к стене и засунул руку под кофту. И он… — Она потирает нос, скривившись. — Он схватил меня за грудь и стиснул.
Тупой придурок.
— Ох, Клодия, — говорю я тихим голосом. — Клодия, мне так жаль.
Клодия снова плачет, и я понимаю, что тоже плачу.
— Потом стало еще хуже. — Клодия вытирает слезы, катящиеся по ее щекам. — Я сказала ему остановиться. Что он делает мне больно. А он просто посмеялся. Он прижимал меня к стене и лапал меня. Я чувствовала его горячее дыхание на шее. И было больно. Очень больно.
Моя Клодия. Почти сестра. С ней я глупо хихикала, кричала от радости, шепотом делилась своими мечтами и тайными страхами.
— Как ты спаслась? — спрашиваю я.
Клодия закрывает глаза.
— Я не спаслась. Он просто потом взял и ушел. — Она смотрит на меня широко открытыми глазами. — И знаешь, что было самое страшное? У него было такое выражение на лице. Мертвое. Словно это мог быть кто угодно.
Я снова беру Клодию за руки и сжимаю их.
— И это еще не конец, — говорит Клодия. Она шмыгает носом.
Эта история — серия эпизодов из будничной жизни одного непростого шофёра такси. Он соглашается на любой заказ, берёт совершенно символическую плату и не чурается никого из тех, кто садится к нему в машину. Взамен он только слушает их истории, которые, независимо от содержания и собеседника, ему всегда интересны. Зато выбор финала поездки всегда остаётся за самим шофёром. И не удивительно, ведь он не просто безымянный водитель. Он — сын Эреба.
Рассказы повествуют о жизни рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Герои болгарского писателя восстают против всяческой лжи и несправедливости, ратуют за нравственную чистоту и прочность устоев социалистического общества.
Школьники отправляются на летнюю отработку, так это называлось в конце 70-х, начале 80-х, о ужас, уже прошлого века. Но вместо картошки, прополки и прочих сельских радостей попадают на розовые плантации, сбор цветков, которые станут розовым маслом. В этом антураже и происходит, такое, для каждого поколения неизбежное — первый поцелуй, танцы, влюбленности. Такое, казалось бы, одинаковое для всех, но все же всякий раз и для каждого в чем-то уникальное.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.