Бумеранг - [70]

Мое соприкосновение с вольными сынами пустыни было настолько поверхностным, что я даже сомневаюсь, можно ли вообще говорить о соприкосновении. Голый абориген, которого мы неожиданно встретили на границе между Северной Территорией и Западной Австралией (здесь наш самолет приземлился, чтобы высадить в пустыне геолога), презрительно фыркнул, когда я предложил ему подарки, и скрылся за дюнами. Мне очень хотелось устроить экспедицию на верблюдах, но время не позволило этого сделать. Пришлось ограничиться изучением двух других групп аборигенов.

«Полуцивилизованных» в Северной Территории большинство — около восьми тысяч. Почти все они сосредоточены в резервациях, огромных районах нетронутой природы, общей площадью сто пятьдесят тысяч квадратных километров. Разумеется, аборигенам отведены худшие участки, но здесь хоть осталось достаточно дичи, и они могут вести вольную кочевую жизнь. Белых они видят редко, разве что иногда встречаются с надзирателями, чья главная обязанность — раздавать продовольствие больным и престарелым. Паек состоит только из чая, сахара и муки и помогает быстрее преставиться старикам и немощным, так как эта диета приводит к цинге.

Наименее подверглись внешнему воздействию те обитатели резерваций, которые живут вдали от миссионеров; их около трех тысяч. От так называемых дикарей они отличаются лишь тем, что носят набедренную повязку, пользуются ножами и кое-какими другими предметами из железа.

Белые должны получить разрешение, чтобы посетить резервацию, зато аборигены могут свободно покидать свои территории, и наиболее предприимчивые иногда отправляются в ближайший город, где в обмен на шкуру кенгуру и динго получают новую одежду, побрякушки и одну-две заразные болезни. Но самое сильное впечатление производят на них фильмы про гангстеров и пионеров американского «дикого запада»; других картин в кинотеатрах Дарвина и Алис-Спрингса не показывают. Познания, приобретаемые аборигенами в кино, оказываются кстати во время племенных стычек. А один раз они даже принесли благо всей австралийской нации! В феврале 1942 года какой-то абориген случайно встретил японского летчика, самолет которого разбился после налета на Дарвин. Он не растерялся, ткнул врага в спину палкой и крикнул: «Хенде ап!» (вероятно, единственные английские слова, известные ему, да и японцу тоже). Летчик настолько опешил, что покорно проследовал до ближайшей миссии. Это был первый случай поимки врага на австралийской земле, и героя чествовали по всем правилам. А владелец кинотеатра в Дарвине даже медали не получил, хотя много раз во всеуслышание объявлял, что вся заслуга принадлежит ему.

Но первое посещение города аборигеном из резерв вации не всегда добровольное и приятное.

Скажем, если произошло убийство, то всех подозреваемых и свидетелей отправляют под конвоем в Дарвин или Алис-Спрингс: только там есть суды и тюрьмы. Процессы, которые затем организуют, вполне можно бы назвать фарсом, если бы не было трагического исхода для обвиняемых. Хотя аборигенов не признают гражданами Австралии, на них распространяются все законы; их наказывают за преступления, о которых они и не слышали, которые, с их точки зрения, вообще нельзя назвать преступлениями. Они совершенно не представляют себе, что означает весь этот спектакль, и на все говорят «да», надеясь поскорее выйти на волю. Сами они английского языка не знают, а переводчики пользуются идиотским жаргоном, почему-то именуемым пиджин-инглиш. (Настоящий пиджин — на нем говорят в Новой Гвинее и на многих меланезийских островах — язык со своими четкими правилами и точно определенной лексикой.)

Хуже всего то, что процессы тянутся месяцами. Все это время обвиняемые сидят под арестом и проходят «школу», которая ничем не лучше тюрьмы, ожидающей тех, кого признают виновными.

Всего в резервациях Северной Территории (или поблизости от них) учреждено пятнадцать миссионерских станций от восьми различных церквей. Чтобы не было конкуренции из-за «душ», резервации поделены на четко разграниченные сферы влияния. Но пять тысяч аборигенов, посещающих эти станции, вряд ли можно назвать более цивилизованными, чем их «диких» собратьев. Как и в других областях Австралии, миссионеры Северной Территории убедились, что невозможно цивилизовать коренное население, пока оно ведет вольную кочевую жизнь. А если уговорить аборигенов обосноваться поблизости от станции, тотчас возникают другие трудности, как мы это видели на примере Улдеа в Южной Австралии. Вдали от охотничьих угодий они не могут прокормиться сами. Значит, миссионеры должны либо раздавать им продукты (это обходится очень дорого), либо придумывать для них какое-нибудь занятие, приносящее доход: огородничество, изготовление сувениров, заготовка дров. Но всех этим не займешь, да и не может такая работа долго привлекать человека. Поэтому на большинстве станций ограничиваются испытанным методом: собирают возможно больше детей и стараются вырастить из них добрых христиан и безупречных английских мещан. Конечно, когда появляются родители и другие родственники опекаемых детей, миссионеры пытаются отговорить их от ужасных обычаев ходить нагишом, плясать и жить в полигамии; однако эти попытки делаются очень неуклюже и только отпугивают аборигенов.