Бульвар - [26]
Только через несколько минут Лина заговорила:
— Не понимаю, зачем ты мне прочитал эту лекцию?
— А я и не собирался читать тебе лекцию.
— А как по-другому можно назвать твою речь? Ты разговаривал со мной как с идиоткой.
— Я разговаривал с тобой так, чтобы ты смогла меня понять. И к тому же, это ответ на те сомнения и претензии, которые прозвучали, пардон мадам, в вашем предыдущем вопросе: у тебя кто-то был?
Лина шмыгнула носом, перелезла через меня, подошла к стулу, где висела ее одежда, и начала одеваться.
— Ты чего? — спросил я.
Лина не ответила.
— В чем дело, Лина? — спросил я и тоже встал с дивана.
— Издеваешься? — вскинулась Лина.
— Совсем нет! Какой вопрос, такой ответ.
Лина стала одеваться еще быстрее.
— Лина, ты что?
Я не хотел, чтобы она уходила.
— Ты спросила, я ответил, как умел, — пытался успокоить я Лину.
— Не мог просто, двумя словами...
— Ну пожалуйста: Лина, у меня никого не было
— Дуру из меня делаешь! — всхлипнула Лина.
Мое терпение заканчивалось, но нужно было себя сдерживать. И у меня это получилось.
Я обнял Лину со спины, останавливая ее суетливые движения,
— Прости, — шепнул я ей на ухо. — Ну, прости.
Она сразу успокоилась, прижалась к моей груди.
— Давай ляжем, — так же тихо сказал я.
Ее штаны и кофточка опять оказались на стуле. Подхватил Лину на руки... и диван вновь под нами стонал, скрипел, смеялся, плакал... Потом, удовлетворенные, спокойные, мы пили вино, разговаривали, смеялись...
Было бы глупо спрашивать о цели ее приезда. Я и так все отлично знал и понимал, но все же поинтересовался. Лина ответила, что привезла контрольную работу в университет. Нужно подтянуть хвосты — год дипломный. Да и вообще... соскучилась. Последнее мне было приятно, ибо я знал, что оно и было главным.
Вообще, Лина училась легко, а хвосты специально оставляла для того, чтобы был лишний повод приехать в Минск, — призналась мне как-то она.
Вместо двухразового приезда в год (после Нового года и весной) на сессию Лина приезжала раз десять, а то и чаще: то якобы по институтским делам, то, например, по магазинам походить. Нужно же было какое-то оправдание придумывать этим визитам в Минск. Родители вопросы задают, чего так часто ездишь, муж под боком, хоть и разведены, но живут в одной квартире, соседи не без интереса. Провинция. Все на виду. А должность — учитель. Брось на нее тень — не отмоешься. Город, он все спрячет, утопит, сбережет любую самую сокровенную тайну. А там, в маленьком городке, видно далеко, а слышно еще дальше. Вот поэтому Лина старательно придумывала оправдания своим визитам в Минск.
Остаток ночи прошел тихо, спокойно: без сцен ревности, выяснения отношений. Пили вино, что-то говорили, легкое, пустое, не нужное. А потом был сон, глубокий, сильный.
В девять часов утра Лина вскочила и, глядя на будильник, ойкнула.
— Проспала!
— Так ведь всего только девять, — лениво зевнул я.
— Я в это время уже в институте должна быть.
— Никуда твой педагог не денется. Успеешь сдать свою работу. День длинный.
— Очень даже может деться. У него не один институт: работает в двух или трех. Уедет куда-нибудь, где потом искать? Придется опять приезжать, — быстро и хитро глянула на меня Лина.
— Приедешь. Будет повод, тебе же нравится это, — и я попробовал прижать Лину к себе, чувствуя, как сладкое желание снова возникает во мне.
— Нет-нет, — мягко оттолкнула меня Лина. — Вечером. Я еще буду ночевать, — и, встав с дивана, начала одеваться.
Вечером Лина не пришла. Я был очень рассержен, так как из-за нее даже репетицию отменил, которую должен был проводить в качестве режиссера.
В прошлом году я восстановил спектакль, который долго не показывали, так как он требовал замены актеров: предыдущие исполнители главных ролей уже не смотрелись, как говорят, выросли из этих ролей, и на замену им нужно было вести молодых, что я и сделал. И именно этим вечером мне предложили провести репетицию. Пришлось врать, чтобы отказаться, сказать, что съемки на киностудии. Вот поэтому и злость моя была обоснованна. И еще, что-то там почувствовал, отчего мне стало неуютно, тоскливо. Может, позвонить кому-нибудь? Поздно, наверно. Двенадцать ночи. Все же достал и начал листать записную книжку с телефонными номерами, и не мог остановиться на ком-нибудь. Наташа — даже три их у меня, Галя, Таня, Нина, Рита, Оксана, Валя...
— Алле, Люду можно?
— Посмотрите на часы, если имеете, — в трубке мужской низкий голос, — Люда спит. Передать ей утром что-нибудь?
Я положил трубку. Очень не хотелось быть одному. Даже не припомню, чтобы такое когда-нибудь со мной было. Опять начал листать записную книжку. Света! — почему бы и нет? Сама говорила: когда пожелаешь... и даже бесплатно. Вдруг гуляет где-нибудь по бульвару?
Я выскочил на улицу. Свет фонарей слабо пробивался через плотную листву кленов, и бульвар казался сумрачным и затихшим. Окутанный мягкой, ласковой ночью, пропитанный тонкими ароматами зелени, сирени, жасмина, он утопал в ленивой дреме, все свои дела отложив на завтрашний день.
Прошелся вдоль по бульвару. Светы нигде не было. Только редкие парочки на лавках.
Вернулся домой злой и дикий. Вино, закуска на стол — начал гудеть. Выпил все. Головой уткнулся в подушку.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).