Бульвар - [25]
Ах, ты моя милая Родина! Родинка! Родимочка! Травушка-муравушка да тоскливая небесная синева. Ничего не видел более горького и обманного, чем твоя проституционная невинность, украшенная ненасытным: дай и сгинь! Сквозь тусклые сумерки твоей вечности просматривается только глаз вампира и кровососа, который своим жадным взглядом никак не хочет измениться до Христового «люблю». Дай и сгинь — как звон и набат звучит в наших жилах, сердцах, мускулах. Ничего другого не знает. Везде оно: в словах, взглядах, жестах, просьбах, заклинаниях, молитвах, молчании. Своими гениями заселили, не найдя уголочка для их души, на своему вечном и кровном.
Ах, ты моя милая!.. Ах, ты моя последняя!.. И что ты такое?! Или только земля, обозначенная границами — с полями, лесами, лугами, с богатым черноземом, с синей унылостью льна и глухим дремом пущ, с оскверненными могилами предков? Или ты что-то совсем другое? Разве возможно, чтобы только это тебя определяло? Разве можно назвать родину родиной без ее духовности, без окрыленной мысли и осознания свободы и праздника? Пусть мгновенного, пусть болючего праздника, но сущного, который от самого Бога. А это уже привилегия человека, его воля, начало и основа всего. Только он может дать ей имя. Он — Человек! Даже живя далеко от родных мест, мы носим в себе ее образ. Значит, родина — мы, люди; наша святость и вера, наша память и грусть, песни наши, неозвученные родным словом. Поэтому и отвечать нам за все!
Цепочка последовательных мгновений — наша жизнь. А они такие короткие и хрупкие, эти мгновения. Такие незначительные своей численностью. Так зачем портить недоверием и ревностью то единственное, которое никогда под солнцем не повторится?
— Знаешь, моя птица кареглазая! На свете ничего нет: ни плохого, ни хорошего и, естественно, никакого совершенства, — начал я нести чушь, тем самым отвлекая Лину от больного для меня вопроса.
— Как это? — не поняла Лина.
— Понимаешь, точно нельзя определить: где хорошее, а где плохое.
— Здесь все как на ладони, — твердым голосом говорила Лина.
— Например? — наступал я.
— Миллион примеров, — стояла на своем Лина.
— Приведи хотя бы один.
Лина глубоко вдохнула, села на кровать и начала свое рассуждение:
— Вот хорошее: люди встретили друг друга, полюбили... Чудесно?
— Ну... — неопределенно кивнул я.
— Человек придумал автомобиль. Раньше на лошадях сто километров сутки ехали, теперь — часа полтора.
— А плохое?
— Предательство, обман, — короткий, без всякой паузы ответ Лины.
— Хорошо, — немного протянул паузу я. — А теперь давай попробуем посмотреть на это более внимательно, будто через увеличительное стекло.
Еще небольшая пауза, и я начал заливать дальше:
— Ты говоришь, встретились, полюбили. Ну а если девушку любит другой парень или парня — другая девушка?
— А при чем тут это? — удивилась Лина.
— Очень даже причем. Мы говорим про добро. Значит, оно должно быть всесторонним. А если оно хоть с какой-нибудь стороны прихвачено болью — то как тогда его назвать? Ведь те, кому отказали в чувствах, и руки, бывает, на себя накладывают. И потом: эти двое, что полюбили друг друга, не начнут ли через несколько лет выдирать один одному глаза? А у них же, наверное, дети — им как такое? Ну, а если даже и хорошо все во взаимоотношениях вдруг обычная смерть заберет кого-нибудь из них? Это как?
— Тебя послушать, так вообще не нужно жениться, — ехидно попрекнула Лина.
— В данном случае мы говорили про добро. А нужно жениться или нет — тебе лучше знать.
Лина поняла мой намек и ее глаза наполнились слезами.
— Прости, я совсем не хотел тебя обидеть, мы ведь просто рассуждали на тему.
Отвернувшись от меня, Лина, насупившись, молчала. Я продолжал:
— Теперь про автомобиль: я думаю, ты имеешь в виду развитие всего, так сказать, технического. Здесь совсем полный завал. Да — быстро, удобно, легко, весело, свободно... А леса умирают, реки отравлены, животный мир гибнет. Да что там! Посмотри на людей. Во что их превратил этот автомобиль, этот прогресс? Они же стали подопытными крысами, правда, не известно, для кого и чьей лаборатории. И страшнее всего — если сами для себя и сами в своей, эксперимент на самих себе.
Я продолжал дальше, сделав небольшую паузу.
— А теперь давай перейдем к плохому: предательство. Девятый круг по Данте. Самый последний, самый низкий. И все-таки, мне кажется, что нет более распространенного явления, чем предательство. Оно на самом высоком уровне: страна, которая еще вчера была в союзничестве с другой страной, под нажимом более сильной и влиятельной — отказывается от дружбы и взаимопомощи. И это в то время, когда необходима военная помощь. Предательство? Безусловно! Плохо? Безусловно! Но, отказываясь, она сохраняет мир, благополучие, спокойный и сытый завтрашний день для своих людей. Хорошо? Хорошо! Властелины, правители — это из истории — переходили из одной веры в другую и наоборот. А это является, как известно, самым высоким религиозным предательством. Но этим самым они сберегли тысячи людей. Хорошо? Хорошо! И так во всем. Помнишь, в Библии: кто из вас без греха — пусть первым бросит в меня камень. Ну, а обман, как ты говоришь, так он во всем, этот верный спутник: на хорошее — он плюс, на плохое — минус. Вот и вывод из всего: ни хорошего тебе в мире, ни плохого: пятьдесят на пятьдесят. И никакого совершенства...
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).