Буквы - [11]

тарельки ани жы малинькие

сашку нашол в капусти и взял к сибе жить дед гриша дурачок

у деда грише сын умир и он фсем гаварил што типерь у ниво ест наследнек

кагда сашка пашол ва фтарой клас деду гришу наш ли в калотци

в диривни гаварили што биз мазгоф астальса дед ни кто ни верял толька патом паверили уже позна была

на сашку дажи ни кто и ни падумаль

тагда сашку взяли к сибе рамановы

я прихадил у дяди миши раманаву и придуприждал што ето сашка у деду гриши мазги высасал но мине не паверили скозали чиши атседа дурачок

я ходя и дурачок но я сам видил как сашка кошка паймал и у ниво вырасла трубачка и кошка в ухо залезла и патам кошку умирла

и патам остальные тожи умирле

патам по тиливизару паказали призидента каторы сказял што паявились ебанаты мозги сасут нада быть астарожным и бдитилным

придсидатиль сказал што нужын народный патьрул и што бы ни кто па начам ни шляльса патаму шта ни кто ни зналь хто в нас в диревни ебанат

я зналь и гаварил придсидатилу што сашка ебанат но придсидатил ни верял

в ту ноч умирло ищо два

и я узналь што в диревни кроми сашки есть ищо адин ебанат придсидатил

видил как он высасал мозги доярка машка

я падумал вот пачиму он мине пра сашку ни верял значат он и так зналь

я роскозал атцу пра фсе ето он ни паверил но дагаварился с мужиками слидить за сашкой и придсидатилим

никто ни зналь што ебанаты так хитрий

фсе кто слидил за ними тагда утром аказались мортвими и мой атец тожи

тагда фсе начали друх друха падазривать и убевать и баяца

я спрятальса ф погриби

кушаю сэрую кортошку и агурцы

выхадить байус ни ужели ебанаты фсех пабедили в диревни и ищют миня

хто там скрибеца

2004

Жажда жизни

Уходя, мать всегда захлопывает дверь аккуратно, чтобы меня не разбудить. Но я всё равно просыпаюсь: металлическую дверь бесшумно не закроешь. Лязг замка -- и тишина. Тишина в квартире, безмолвие в душе. Безмолвие, ненависть и опустошение.

Нахожу под подушкой пульт и включаю телевизор. Комната заполняется нереально бодрым диалогом ведущих утренней программы. На душе, как на улице, тоскливо и пасмурно. Мастурбирую, вытираю руки о простыню. Хватаю руками смятую перекрученную подушку под головой и, не убирая рук, сажусь. Нормально, с зарядкой покончено.

Иду в ванную. Из зеркала за мной наблюдает какой-то урод. Пол-лица искорежено плохо заживающими шрамами, левое веко оттянуто в сторону и вниз. От уголка рта тянется шрам к уху. Слева верхняя губа обнажает металлические зубы. "Отвернись!",-- говорю я ему и открываю кран. Вяло мою руки, умываюсь ледяной водой. Бриться лениво. Зубы тоже не чищу -- зачем? Кариес мне не грозит, а плохой запах изо рта... Мне нет до него дела.

Иду на кухню. По дороге спотыкаюсь: это наша кошка Дести вьётся под ногами. Мяукает и трётся головой о мою ногу. Беру её на руки и продолжаю свой путь.

На кухонном столе в накрытых тарелках мой завтрак: ещё тёплые гренки, котлеты, картофельное пюре, варёные яйца, бутерброды с сыром и колбасой. На плите дожидаются своей очереди борщ и свежезаваренный чай. В последнее время я люблю вкусно и обильно поесть: ничто другое меня не радует.

Наливаю чай в самую большую кружку. Шесть ложек сахара нехотя растворяются и оседают на дне, добавляю молоко и размешиваю.

Тяжело опускаюсь, стул подо мной жалобно скрипит. Восемнадцать килограмм лишнего веса за пять месяцев -- это не только скрип стула под задом. Это одышка при подъёме на любой этаж выше третьего, это лопающийся ремень при попытке завязать шнурки. А ещё это "зеркальная" болезнь. Помню, как смеялся, впервые услышав о симптомах этой болезни, как думал, что уж мне это никогда не грозит. Я всегда ел вволю, но весил не больше положенных восьмидесяти пяти при росте в сто восемьдесят пять сантиметров.

Сейчас я вешу больше центнера и без зеркала не могу увидеть свой член. Я ненавижу себя.

***

Мы ехали по вечернему проспекту за Янкой.

Я не вписался в поворот. Друг, сидевший рядом, сильно поранился. Его жене повезло больше. Она и нашла меня метрах в семи от машины. Я протаранил половиной лица асфальт и очнулся только через трое суток.

Потом несколько дней лежал неподвижно, борясь с болью. Хотя физическая боль была не самым большим испытанием. Страшнее было то, кого я чуть позже увидел в зеркале: урода. Беззубого урода с половиной лица и кривым глазом. А потом случилось самое страшное.

Яна не пришла навестить меня в больницу, но я мысленно оправдывал её. Ведь я всё равно был без сознания, верно? Тем более, у неё на носу была защита дипломной. Но почему она не звонит? Почему у неё отключен сотовый? И почему, когда я звоню ей домой, родители чужим голосом сообщают, что её нет? Я давно нашёл один ответ на все эти вопросы, но продолжал малодушно цепляться за выдуманное. Логика окончательно капитулировала, а потому я каждый день спрашивал своих родителей и друзей о Яне. Что с ней? Как она? Почему не приходит? Они отводили глаза и переводили разговор на другие темы.

Прозрев, я проникся жалостью к себе. И чем больше себя жалел, тем больше ненавидел её. И в аварии никто, кроме неё, виноват не был. Ведь мы ехали к ней. А она не пришла.

Я был красивым, уважаемым и обеспеченным двадцативосьмилетним молодым человеком. У меня были многочисленные друзья, горячо любимая невеста-красавица и престижная руководящая должность в преуспевающей компании.