Буквенный угар - [25]

Не то чтобы я была особенно целомудренной…

А просто у меня дух захватывает и сердце щемит от других вещей.

Но я всегда могу воздать должное тому хорошему в этом жанре, что попадается на глаза.

Так что не беспокойтесь, я не подожму оскорбленно губы».

* * *

Ну да, как же…

Оскорбилась. Кинулась подруге излагать суть сомнений, с вопросами приставать:

«…Скажи мне, как умная женщина, знающая жизнь лучше меня в сто раз: зачем мужчине присылать мне свой давний рассказ с элементами эротики (очень красивый и хороший рассказ) с просьбой прочесть и отредактировать по возможности? Честно предупредил, что рассказ не пуританский.

Я, конечно, прочла, и честно все похвалила, и мнение свое нейтрально-позитивное вякнула. Но вот сижу и думаю: это кокетство такое? Попытка соблазнения? Тест?

А только переписываться с ним пропала у меня охота… и чувство какой-то оскверненности невнятной…

Хотя рассказ такой честный и деликатный, скорее психологический, чем эротический. Полное смятение в моей душе…

Понимаешь, я не отдаюсь страстям в свое удовольствие.

Потому что наслаждение любой страстью дается в обмен на одну валюту — собственную чистоту. А у меня и так врожденное чувство виноватости. Поэтому пусть я лучше прослыву фригидной в среде внешней, чем потеряю опору в среде внутренней. Иначе мне не выжить».

* * *

«…Игорь,

Меня мучат всякие мысли.

Быть может, не в тексте дело…

Да, не в тексте. В намерении.

За просьбой прочесть и высказать мнение ничего не крылось. Да?

Именно в это и не верится.

Мне не соединить три составляющие: хороший текст, Вас и себя.

Все по отдельности хорошо и правильно, а все в одной ситуации — мучительный ассонанс.

Вы не поймете. Нет?

Игорь, Вас не виню, нет.

Я сама оказалась в каком-то сумбуре чувств. Из-за границ, конечно. Пока к ним не приближаешься — их вроде и нет. Но случилось приблизиться — и они есть.

Не умеют дружить женщины с мужчинами. Те мужчины, с которыми мне дружилось, держали дистанцию и соблюдали мои границы. Наверное, оттого у меня создалась иллюзия, что я умею.

И оттого, что других теток они просто не удостаивали разговорами и размышлениями, просто воздавая должное их обычной женской ипостаси. Ну вот, выяснилось, что я ничем не отличаюсь от них. И хорошо. Гордиться нечем.

Вспомнила вот утром, еще не проснувшись толком, как однажды мама мне с возмущением рассказала, что отец в молодости, когда они были счастливы в браке, подсунул ей напечатанный под копирку рассказ якобы Куприна, эротический такой подробный рассказ с минетом и прочими изысками.

Она была вне себя, а папа… ну. Вы понимаете, уязвлен, наверное, был.

Я маме ничего тогда не сказала, но для себя поняла, что и от этого тоже их брак пошел под откос. Она пуритански негодовала, а он не сумел ее отдышать и развить в этом отношении. Они были друг у дружки первые — и вот так… не сложилось, в общем.

Мы с Вами друг другу телами — никто.

Для меня сфера эротики — заповедник брака.

Человек, взявший меня в жены, должен быть уверен, что, где бы ни странствовала моя душа, моим телом ему не придется делиться ни с кем. Звучит противно пафосно, да. Но это моя граница. Если ее пересеку, то просто развалюсь на куски. Просто сдохну.

Перечитала написанное — прямо выступление с трибуны. Но удалять не стану, как и другими словами писать.

В чем я Вас заподозревала? Это не то слово — заподозревала, нет.

Возможно, таким образом Вы захотели увеличить степень доверительности-близости.

Возможно, таким незамысловатым способом решили поведать, что Вас еще волнует, кроме всех прочих тем, которые мы уже обсудили.

Ну а еще — вполне возможно! — что исследуете, насколько близко ко мне можно подойти как к женщине. Проверить, действительно ли я лишена чувственности, как заявляю. Может, я просто себя не знаю.

Может, надеетесь, что никому не удалось — а Вам удастся расшевелить меня. Всегда ведь надеешься, что ты, именно ты, совершишь чудо.

И все же за всем этим видится мне нечто не совсем честное.

Лика».

Горд и оскорблен был он в ответном письме, холодно сказал, что не пытался сыграть на моих чувствах, спекульнуть моим

отношением,

что ему просто хотелось говорить, говорить о самом-самом, о том, что никому, никогда…

что женщины с мужчинами дружить не умеют,

что дурак, и жизнь его ничему не учит,

и что ему стыдно… за меня,

и чертовски обидно за себя.

Это был шанс проститься.

Но наверное, настоящее родство обнажается с первой болью в отношениях.

И все же я допыталась распрощаться.

«…Игорь.

Не стоит так обижаться.

Ну не соответствую я степени Вашей доверительности.

Что ж.

Что есть, то и есть.

Но кто-то обязательно найдется.

Не смею более докучать.

Лика».

Он вдруг космически отдалился, словно умер сто веков назад, обронил на прощание мне, что не я ему докучаю, а, видимо, он мне, но более не станет… прощайте…

Души во мне не стало.

Души во мне не стало.

И заплакала я с высокой стены в ту сторону, где когда-то стоял он, тепло улыбаясь, с флагом трепещущей надежды в руках.

Я совсем не хочу расставаться.

Мы запутались, или нет, я запуталась.

Я не могу ничего сказать сейчас.

Но это пройдет.

Давно не чувствовала себя такой провинившейся…

Поймите, я честнее некуда рассказала о том, что мучило.