Буквенный угар - [24]

«А вот тут нарисовано красками».

Художница показала нам стеклянные большие пластины.

За стеклом ловцы снов похвалялись добычей.

Я видела слепок того ландшафта, который встает перед взором, когда закрываешь глаза, уже ускользая в сон: фиолетовое с золотистыми брызгами море оплывающих древесных колец. Как хотите, так и понимайте. Я вижу именно это, а вы — другое?

Народу активно нравится этот сюр. Народы хотят знать, как это делается.

«О, — говорит женщина, — это просто! Для этого я вас и позвала. Это может помочь каждому. Когда вам очень, очень плохо, нужно взять стеклянную пластинку размером с две открытки. И выливать на нее разные краски. Тонкими струйками — из банок, толстыми червями — из тубов. Можно сыпать сухие краски сверху, серебряную, золотую пудру. А потом надо осторожно дуть на стекло, чтобы краски растекались, как придется. Затем прижать к стеклу бумагу. И осторожно отнять лист от стекла. Промыть стекло дочиста, вытереть досуха. Просушить лист с рисунком. И прикрыть чистым стеклом. Закрепить его, как рамку. Это ОЧЕНЬ помогает».

Я ей сразу поверила.

Представила, как выдавливаю красный краплак.

Кровь моя и плоть.

Поливаю его белой гуашью.

Мечты мои, снежные, нежные.

Сыплю бронзовую пудру.

Не золото, не серебро — так темновато и полудрагоценно мне ощущается все.

Выдыхаю свою душу в картину тонко, округлив губы, — невесома душа, не дрогнут мои краски, лишь бронзовая пудра частью осыплется, частью вопьется сильней в дорожки красок.

Я возьму стеклянный прототип, покачаю его в ладошках. Погрею чуть. Приложу к бумаге белой. Сильно не прижму. Пусть на ней отпечатается не все. Но что-то пусть все-таки отпечатается.

Отложу бывший белый лист в сторону. Потороплюсь к воде. Смою все чисто.

Будут стекать в белую раковину кровь и вода, и белый сахар мечты, и бронза незначимости.

Вытру стекло белым полотенцем. Пристанут к нему невесомые ворсинки. Пусть.

И сложу я вместе чистое стекло и легкую неправдашнюю печать листа.

И снова всех обману. Никому не надо знать всю правду. Никому.

А потом я увижу однажды вечером в зыбкой моей красковой неправде, что получилась у меня иконка.

Иконка, как в Windows, а вы что подумали?

Я делаю «клик» на иконку и разворачивается картина:

Бог слушает мужчину.

Мужчина от себя устал. Он многажды виновен, не единожды солгав.

Винит себя, что шел по головам, брал, когда хотел, уходил, когда держали.

Он уже назначил себе наказание, приучил себя к звучанию вердикта, к исполнению приговора.

Бог слушает эту повесть не прерывая. Торопиться некуда.

Время, проведенное в разговорах с Богом, в зачет жизни не идет.

«Любовь, — говорит Бог смолкшему мужчине, — ты просто искал любовь. Она порой оставляет следы там, где не бывала. Ты чист предо мной. Я должен тебе. И я отдам».

Этот Бог из моей иконки знать не желает о моих представлениях о нем и делает все наоборот. Боги — они такие.

Да. Так вот. Если вам плохо, возьмите стекло от фотографической рамки, разные краски, лист бумаги.

Ведь дом на берегу залива — не главное в жизни, правда?

* * *

Он, конечно, узнал себя, но ворчал, что этот момент портит миниатюру…

Глава 8

А потом, а потом…

Первая болючая боль, первый мой прыжок в неизвестность. Причем выпрыгивала я из себя…

Он попросил прочитать его старый рассказ. На предмет редактирования. Честно предупредил, что в рассказе встречаются элементы эротики. И просил не читать, если я сочту это неприемлемым для себя.

Я могла не читать? Могла.

Но мне не хотелось показаться ханжой.

И потом, это был его рассказ. Рассказ человека, с которым я резонировала всем прошлым и всем настоящим.

И я прочитала. И прилежно оформила в слова свое впечатление.

А потом заболела подозрительным «Зачем он прислал мне этот рассказ?».

Из письма

«…Это очень правдашний рассказ, Игорь.

Такой красивый и такой честный.

И такой обреченный.

Это правда — мы, женщины, не прощаем колебаний, мы всегда их чуем.

Те из нас, кто хочет именно Любви, не идут на компромисс.

Одна беда — есть очень мало мужчин, способных это понять, но и они понимают с опозданием. „Несвоевременность — вечная драма, где есть он и она“.

Не думаю, что этот рассказ портит Ваш имидж. Он, скорее, придает имиджу объемность и… запах, что ли. Такой многозначный текст… и чувственный, и… философский какой-то.

Мужчина выведен как психотип, как заложник своей „мужественности“.

То его начало, что создано для представительства его души и тела в женском лагере (иначе говоря, его „внутренняя женщина“), развито почти до предела.

Но он не может перестать быть при этом просто собой, просто мужчиной для всех женщин вообще.

Этот конфликт показан в момент острейшего выбора — чистая экзистенция. (Вы наверняка читали у меня „Апологию промискуитета“, я там думаю об этом панвлечении.)

Тонкая вещь у Вас сложилась.

И прекрасно написана. И вот еще симптоматично — он называет ее точку

наслаждения „мальчик-с-пальчик“, т. е. это как бы его гендерный союзник в

стане противника, этим явлено, что у мужчины нет иного способа познания

женщины, как через самого себя.

Это красивая эротика, если говорить о жанре.

Вы правильно подозреваете, что я не читаю такие тексты по выбору, нужды нет, что ли… не знаю.