Буковски. Меньше, чем ничто - [70]

Шрифт
Интервал

Хитроумный Улисс, умеющий выжить, проплыв между двух смертельно опасных крайностей, превращается в «Диалектике Просвещения» в главного героя всей европейской культуры, который поэтому не может устаревать даже в этот надменный и постсовременный XX век. Хитроумный Одиссей черпает силу в собственной слабости: привязанный к мачте и очарованный их сладким пением, он спасается от сирен; представившийся Никем, редуцировавшийся до безымянности (которая в древние времена воспринималась серьезнее и болезненнее, чем теперь), он спасается от Полифема – и далее в том же духе.

Хитрость вечного западного героя в том и состоит, чтобы, ослабляя себя, тем самым делаться сильнее всего окружающего его мира. В лице этого героя абсолютный минимум совпадает-таки с абсолютным максимумом, умаление означает полноту победы. Последние два столетия западной культуры переполнены примерами подобной улиссовой хитрости.

Буковски – Улисс, притворившийся, спасаясь от Полифема, Никем, да так, что ему это понравилось. Он решил посмотреть, что будет, если прожить этим Никем всю свою жизнь, что будет, если под именем Никого стать популярным и знаковым литератором. Это хитрость высокого уровня, она принесла своему автору настоящий успех.

Бегая туда и сюда от огромного циклопа нормативной культуры, по ходу дела приплясывая и прикладываясь к бутылке, Буковски прекрасно отыграл свой авторский миф минимального литературного Я, упрощенной поэтики на грани исчезновения, нулевой авторской субъективности. Он превратил свою слабость в великую силу и выиграл войну своей жизни – именно тем, что в ходе ее проиграл все отдельные битвы подряд.

В итоге сказать, что Буковски – плохой писатель, значит сделать ему комплимент, поучаствовать в его канонизации. Да, он образцово плохой, и именно поэтому он великий. Быть хуже, быть меньше Буковски – разве такое возможно? Попробуйте сами. А лучше не надо. Не повторяйте такое дома, оставьте профессионалам.

Оригинальный мономиф Буковски/Чинаски, конечно, останется в истории литературы. Его авторская стратегия станет – во многом уже давно стала – образцовой, и все апелляции к ней окажутся неизбежно вторичными. Стать большим Буковски, чем сам Буковски, то есть стать еще меньше, чем Ничто, уже невозможно.

А что остается в таком случае жаждущим творчества поставангардистам будущего? Очевидно, выдумывать новые и новые стратегии, для которых Буковски выступит не образцом, а точкой отталкивания – не тем, что повторяют, но тем, что отрицают.

Подвергнуть Буковски радикальному отрицанию, как сам он отрицал Миллера и битников, – вот верная стратегия литературного выживания в наш постпоствек. Литератор должен делать высокую ставку – самую высокую из возможных – и идти до конца.

Буковски бы с этим охотно согласился:

«если вздумал рискнуть, иди
до конца.
а иначе и не начинай.
если вздумал рискнуть, иди
до конца.
это значит терять подруг,
жен, родных, работы и,
вероятно, рассудок.
иди до конца.
это значит не есть 3–4 дня,
это значит замерзать на
скамейке в парке.
это значит – тюрьма,
это значит – глумление,
осмеяние,
отчуждение.
отчуждение – это дар
1,
всё прочее – это проверка твоей
выдержки и того,
насколько ты в самом деле готов
рискнуть.
и ты получишь свое,
несмотря на отказы и тяжелейшие препятствия
и это будет лучше, чем
всё, что ты мог бы
вообразить.
если вздумал рискнуть, иди
до конца.
с этим ничто не
сравнится.
ты останешься наедине с богами
и ночи озарятся
огнем.
давай же, давай же, давай же,
давай.
иди до конца.
до конца.
ты разгонишь жизнь
до истерики, это
единственный стоящий бой
из всех»[148].

Литература

Bukowski С. Factotum. – London: Virgin Books, 2009.

Bukowski C. Ham on Rye. – Edinburgh; London: Canongate, 2015.

Bukowski C. Post Office. – London: Virgin Books, 2009.

Bukowski C. Pulp. – London: Virgin Books, 2009.

Bukowski C. South of No North: Stories of the Buried Life. – New York: HarperCollins Publishers, 2003.

Bukowski C. Tales of Ordinary Madness. – London: Virgin Books, 2009.

Bukowski C. The Most Beautiful Woman in Town & Other Stories. – London: Virgin Books, 2009.

Bukowski C. The Pleasures of the Damned: Poems 1951–1993. – New York: HarperCollins Publishers, 2007.

Bukowski C. Women. – London: Virgin Books, 2009.

Cherkovski N. Hank, the Life of Charles Bukowski. – New York: Random House, 1991.

Debritto A. Charles Bukowski, King of the Underground. From Obscurity to Literary Icon. – New York: Palgrave Macmillan, 2013.

Gray Baughan M. Charles Bukowski. – Philadelphia: Chelsea House Publishers, 2004.

Hendin J. G. (ed.) A Concise Companion to Postwar American Literature and Culture. – Hoboken: Blackwell Publishing, 2004.

Miles В. Charles Bukowski. – London: Virgin Books, 2009.

Williams W. C. The Collected Early Poems. – New Direction Books, 1951.

Агамбен Д. Человек без содержания. – М.: Новое литературное обозрение, 2018.

Агамбен Д. Что такое акт творения? // Костер и рассказ. – М.: Grundrisse, 2015. С. 45–73.

Ado П. Духовные упражнения и античная философия. – М.; СПб.: Изд-во «Степной ветер»; ИД «Коло», 2005.

Аствацатуров А. Генри Миллер и его парижская трилогия. – М.: Новое литературное обозрение, 2010.


Еще от автора Дмитрий Станиславович Хаустов
Лекции по философии постмодерна

В данной книге историк философии, литератор и популярный лектор Дмитрий Хаустов вводит читателя в интересный и запутанный мир философии постмодерна, где обитают такие яркие и оригинальные фигуры, как Жан Бодрийяр, Жак Деррида, Жиль Делез и другие. Обладая талантом говорить просто о сложном, автор помогает сориентироваться в актуальном пространстве постсовременной мысли.


Битники. Великий отказ, или Путешествие в поисках Америки

Историк философии Дмитрий Хаустов приглашает читателя на увлекательную экскурсию в мир литературы бит-поколения. Автор исследует характерные особенности и культурные предпосылки зарождения литературного движения, флагманом которого стала троица «Керуак – Гинзберг – Берроуз». В попытке осмысления этого великого американского мифа XX века автор задается вопросом о сущности так называемой американской мечты, обращаясь в своих поисках к мировоззренческим установкам Просвещения. Для того чтобы выяснить, что из себя представляет бит-поколение как таковое, автор предпринимает обширный экскурс в область истории, философии, социологии и искусствоведения, сочетая глубокую эрудицию с выразительным стилем письма.


Рекомендуем почитать
Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.


Достоевский и евреи

Настоящая книга, написанная писателем-документалистом Марком Уральским (Глава I–VIII) в соавторстве с ученым-филологом, профессором новозеландского университета Кентербери Генриеттой Мондри (Глава IX–XI), посвящена одной из самых сложных в силу своей тенденциозности тем научного достоевсковедения — отношению Федора Достоевского к «еврейскому вопросу» в России и еврейскому народу в целом. В ней на основе большого корпуса документальных материалов исследованы исторические предпосылки возникновения темы «Достоевский и евреи» и дан всесторонний анализ многолетней научно-публицистической дискуссии по этому вопросу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761

Основание и социокультурное развитие Санкт-Петербурга отразило кардинальные черты истории России XVIII века. Петербург рассматривается автором как сознательная попытка создать полигон для социальных и культурных преобразований России. Новая резиденция двора функционировала как сцена, на которой нововведения опробовались на практике и демонстрировались. Книга представляет собой описание разных сторон имперской придворной культуры и ежедневной жизни в городе, который был призван стать не только столицей империи, но и «окном в Европу».


Кумар долбящий и созависимость. Трезвение и литература

Литературу делят на хорошую и плохую, злободневную и нежизнеспособную. Марина Кудимова зашла с неожиданной, кому-то знакомой лишь по святоотеческим творениям стороны — опьянения и трезвения. Речь, разумеется, идет не об употреблении алкоголя, хотя и об этом тоже. Дионисийское начало как основу творчества с античных времен исследовали философы: Ф. Ницше, Вяч, Иванов, Н. Бердяев, Е. Трубецкой и др. О духовной трезвости написано гораздо меньше. Но, по слову преподобного Исихия Иерусалимского: «Трезвение есть твердое водружение помысла ума и стояние его у двери сердца».


Феномен тахарруш как коллективное сексуальное насилие

В статье анализируется феномен коллективного сексуального насилия, ярко проявившийся за последние несколько лет в Германии в связи наплывом беженцев и мигрантов. В поисках объяснения этого феномена как экспорта гендеризованных форм насилия автор исследует его истоки в форме вторичного анализа данных мониторинга, отслеживая эскалацию и разрывы в практике применения сексуализированного насилия, сопряженного с политической борьбой во время двух египетских революций. Интерсекциональность гендера, этничности, социальных проблем и кризиса власти, рассмотренные в ряде исследований в режиме мониторинга, свидетельствуют о привнесении политических значений в сексуализированное насилие или об инструментализации сексуального насилия политическими силами в борьбе за власть.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.