Бухенвальдский набат - [11]

1946

* * *

Туман в окне. А может, темень?

Наверно, ночь... Вокруг — покой.

Плывут по небу тучки-тени.

Мы на Земле одни с тобой.

Волос волнующие пряди

струят неуловимый свет.

И теплое дыханье рядом...

А вот уже в окне рассвет.

Я ухожу. Я в сердце ранен,

незримо ранен... Голова

чуть-чуть в хмелю,

слегка в тумане,

во мне звучат твои слова,

звучат, как сказка,

как преданье,

мелодией звучат во мне.

Скорей бы новое свиданье!

Туман в окне, рассвет в окне...

1946

ЦВЕТОК

В саду у железной ограды

вырос чудесный цветок.

И дышит легкой прохладой

каждый его лепесток.

Пусть грозы шумели над садом,

пусть ливни по стеблю секли —

цветок распустился, как радость,

как символ бессмертья земли.

1946

* * *

Жестокий ветер дул

всю зиму напролет.

Скрипел столетний дуб,

одетый в снег и лед.

Казалось, будто он

не вытерпел, застыл,

казалось, мертвый сон

его глаза смежил...

Тянулись корни вглубь -

к подземным закромам.

И выжил старый дуб

наперекор ветрам.

1946

ТРАУРНЫЙ МАРШ ШОПЕНА

Безжизненно скованы губы,

и синяя тень на челе...

И стонут приглушенно трубы,

что будешь ты предан земле.

К тебе устремляются звуки,

они умоляют: «Проснись!

Хоть чуть разомкни свои руки,

и солнце вернет тебе жизнь!»

Но глух ты и нем, словно камень,

и стоны тебе ни к чему.

А звуки, шурша меж венками,

уходят куда-то во тьму...

Но вдруг, вырываясь, бушуя,

они устремляются в бой.

Как море рокочет, волнуясь, —

так трубы поют над тобой...

Сожнут благодарные внуки

тобою взращенную рожь.

И ты под мажорные звуки

торжественно в вечность плывешь.

1946

* * *

Ты сколько б людям ни дарил

своей любви, труда и сил,

ты не рискуешь разориться —

вернется все тебе сторицей!

1947

* * *

Сегодня первый яркий день

красавицы весны.

Такая в небе голубень,

так облака ясны,

так взбудоражена душа,

и так играет кровь,

как будто не весна пришла,

а первая любовь!

1947

* * *

Если нет вдохновенья —

голоса нет.

А фальшивого пенья

не потерпит поэт.

Легче примет страданье,

смирится с нуждой,

чем свершит надруганье

над песней святой.

Лучше долгие сроки

до боли молчать,

чем бескровные строки

на погибель рождать.

Апрель, 1947

НОВЫЙ ДОМ

Старый пес уселся под окном

и скулит тоскливо, глуховато...

Этот старый и сутулый дом

был отменным молодцом когда-то,

щеголяя красотой крыльца,

поджидал хозяина — отца.

Почему ж, внимая пустоте,

все крыльцо обвито паутиной?

Почему от порыжелых стен

валится обветренная глина?

И в ответ собака заскулила:

«Знаю, где хозяина могила...»

Песня раздается поутру,

плотник в дерево топор вонзает,

и растет, растет сосновый сруб,

и доволен молодой хозяин.

Пот струится с крепкого лица.

Он похож на своего отца.

1948

* * *

Солнце всходит над Окою,

быстротечною рекой.

Хорошо идти с тобою

по тропинке луговой,

по тропинке луговой,

с непокрытой головой.

А по берегу крутому

бьет упругая волна,

по простору луговому

дует ветерком весна,

дует ветерком весна,

треплет волосы она.

В небо ясноголубое

утки ринулись в полет...

Здравствуй, утро луговое!

День чудесный настает,

день чудесный настает,

сердце о любви поет!

1948

ЮНОСТЬ

Скачут вспененные кони,

за пролеткой пыль — стеной!

Кто их гонит? Кто их гонит?

Удалой или шальной?

Путь неезжен и нехожен,

И неведом, и далек.

Ну так что же? Ну так что же?

Все равно простор — широк!

И подергивает вожжи

залихватский паренек!

1949

* * *

Люблю, когда стих полнокровен и свеж

и полон горячим дыханьем поэта.

И каждая строчка звучит, как мятеж,

и каждое слово пронизано светом.

Пусть хилый и слабый поет стрекозой,

лепечет над стеблем устами истомы.

А сильного песня роднится с грозой

и падает ливнем под грохоты грома!

1949

* * *

Я мучаюсь украдкой,

не раз себя кляня,

что жить тебе несладко,

хорошая моя.

Что с первых километров

далекого пути

на лобовые ветры

приходится идти.

Ухабы, да ухабы,

да рытвины окрест.

Присесть на час хотя бы —

да некуда присесть...

Морщинками усталость

легла у глаз твоих.

Хотя бы ветер малость

унялся и утих!

А он, неугомонный,

бушует и ревет...

—    Быть может, повернем мы?

—    Нет, — говоришь, — вперед!

1949

* * *

Роняет липа в слякоть

осенний свой наряд.

И хочется ей плакать

от горя и утрат.

Под этим небом серым

что может быть грустней?..

Но не теряет веры

продрогший воробей.

Ну как прожить без пищи?

Он верит: все равно

хоть где-то, да отыщет

желанное зерно!

1949

* * *

В длину и вширь на полверсты

надгробья — камни да кресты...

Немой кладбищенский уют —

усопших навсегда приют.

Здесь все кончаются пути.

Здесь дальше некуда идти...

1949

* * *

Эта тема совсем не нова:

настоящее бьется с прошедшим...

Разболелась моя голова,

и мне кажется: я — сумасшедший.

В полумраке плетутся мечты,

тучи плотно на крышу насели.

Хорошо, что, любимая, ты

в этот час у моей постели.

Не печалься, не стал я другой,

хоть припухшие веки обвисли,

все пройдет, если рядом со мной

воплощение чувства и мысли.

1949

* * *

Тонкий, как серебряная нитка,

трепетный, как будто бы живой,

он десятилетиями выткан —

первый поседевший волос мой.

1950

ТЫ В ЖИЗНИ МНЕ ОТРАДА

Ты в жизни мне отрада,

опора и причал.

Какую я награду

тебе за это дал?

С тобой вдохнул впервые

я аромат весны,

с тобою золотые,

как детство, видел сны.

Когда от жгучей жажды

мой рот пересыхал,

к твоим губам, чуть влажным,

как к роднику, припал.

И надо мной как будто

стеной поднялся лес,

и за одну минуту

окреп я и воскрес.

Твои глаза струили

такую благодать,