Бухенвальдский набат - [9]

На фоне писательской и партийной неприязни к творческому наследию Александра Соболева ярче и благороднее выглядят единичные проявления уважения к покойному поэту. А именно это продемонстрировали словами и делами литературоведы В.Ф.Огнев и А.М.Турков. При участии Туркова состоялась публикация стихов Соболева в «Аитгазете», авторская радиопередача Соболева, посвященные ему отдельные газетные публикации.

Благодарна бывшему заместителю Министра кульгуры СССР В.И.Казенину. Только с его личной помощью удалось мне преодолеть сопротивление руководства фирмы «Мелодия» и бездействие руководства Советского Комитета защиты мира — выпустить в 1990 году памятную грампластинку Александра Соболева «Берегите мир» с песнями и стихами поэта. Больше сказать спасибо мне некому.

Обращалась я и к президенту России. Дважды. По поводу издания книг Соболева. Спрашивала, неужто новая власть не считает долгом совести оплатить выход в свет двух небольших его книг за счет средств, некогда отнятых у него прежней властью? Стоимость издания — всего лишь один-два процента от громадной суммы, им самим же некогда заработанной!..

В Комитете по печати, куда переслали письмо, к просьбе моей отнеслись с пониманием и решили частично дотировать издание стихов Соболева, тем более что к моменту принятия этого решения рукопись сборника уже находилась в издательстве «Московский рабочий» и до выхода ее в свет, по заверению главного редактора, оставалось чуть более года. Но миновал год, затем второй... Продержав у себя рукопись свыше трех лет, издательство вернуло ее мне. В письме генерального директора издательства Скачкова сказано: «Союз писателей книгу Вашего мужа (Курсив мой. — Т.С.) к изданию не рекомендует». Вот так-то...

В августе 1995 года Александру Соболеву, будь он жив, исполнилось бы 80 лет. Позвонила я заблаговременно в «Литературную газету», предложила отметить его юбилей, заодно рассказать о «без вины виноватом», извиниться, опубликовать подборку стихов забытого поэта. Ответ прозвучал как приговор: «Мы этого делать не будем». Мысленно я добавила: «Во веки веков. Аминь».

Так кто же он, Александр Соболев, — поэт забытый или забитый?

Однажды, в минуту душевного «прокола», я возопила: «Почему ты не расскажешь сам, как жилось тебе — честному человеку и поэту в ореоле славы твоего произведения? Почему не напишешь свою биографию?!» Он ответил: «Я все сказал в стихах». Он оказался прав. В меру сил своих я лишь дополнила его поэтическую исповедь.

И последнее. Деньги на издание книг Александра Соболева я получила путем обмена своей трехкомнатной квартиры на однокомнатную. Не окажись я владелицей «хором», оставшихся мне после смерти его и мамы, пропасть бы всему, что создал за полвека автор знаменитого «Бухенвальдского набата» поэт Александр Соболев.

Татьяна Соболева

СТИХОТВОРЕНИЯ

* * *

Небо хмуро, земля бела.

Под ногами — и скрип, и хруст...

Вот уж снова зима пришла,

но остались тоска и грусть.

За окном снежок порошит,

и румянит лица мороз.

Ну а я снова к стулу «пришит»...

Ни мечтаний, ни страсти, ни грез.

Где-то там, на горячих катках,

слышен гомон веселый и звонкий:

это молодость на коньках мчится

с жизнью наперегонки.

Где-то слышен задорный смех —

он на лыжах с пригорка летит...

С неба падает,

падает снег...

Где ж мои вы, дороги-пути?.

Где?..

1932

Я ВЕРУЮ

Меня ругают близкие,

что не туда иду,

что я на путь на истинный

никак не набреду.

Шатаюсь-де и путаюсь,

шальная голова,

живу одной минутою,

а там — хоть трын-трава!..

Ботинки, мол, истоптаны,

чуть пятки не видны,

в пяти местах заштопаны

последние штаны...

Нет, уши не закрою

я от этакой молвы.

Конечно, все по-своему

разумны и правы.

Знакомые и близкие,

им вовсе невдомек,

что путь мой тяжкий —

истинный, хоть труден и далек.

Через ограды лезу я:

за высотой оград —

поэзия, поэзия,

цветущий вечно сад.

Я не сорвусь, я верую,

нет, я не упаду,

мое большое дерево

поднимется в саду!

Июнь, 1935

СТРАННЫЙ СОН

Как море Черное

в свирепый ураган

кипит, волнуясь,

небо над Москвой.

Москва в огне,

Москва в кольце врагов!

Тре-во-га!

Потоки толп текут по мостовым...

Тре-во-га!

Сирены ревом режут ночь на части,

орудия грохочут громовым раскатом,

рокочут самолеты,

и стрекочут

чечеткой частой пулеметы...

Тре-во-га!

Сквозь дикий вой, и шум, и грохот

врывается набат призывной речи:

«Сограждане!

смелей деритесь, крепче,

не то враги Москву в крови утопят!»

Я сразу становлюсь сильнее, старше,

и тверже шаг, оружие в руках.

Враги бегут...

Мне больше бой не страшен.

Победным маршем он звучит в ушах.

Ура! Вперед! Вперед!

Мы побеждаем!..

И вдруг я падаю

и... пробуждаюсь.

Открыл глаза.

Зажмурился от световой волны.

Как хорошо, что мир,

что нет войны...

Июнь, 1935

СОН

Верю я тому или не верю,

поздней ночью или поутру,

я стою перед закрытой дверью

в пиджачке,

на ледяном ветру...

1935

* * *

Версту одолеваю за верстой.

Иду... Куда? И знаю, и не знаю.

Вдруг, окрыленный призрачной мечтой,

я к звездам, словно наяву, взлетаю!

От радости такой я будто пьян,

и, кажется, сильнее всех на свете!

Но это — лишь пустой самообман:

пропал зверек, коль угодил в капкан,

не выплыть рыбе из добротной сети.

Как я такой дерзнул любить тебя?

Что может дать цветку усталый путник?