Бухенвальдский набат - [10]

Жить, знаю, невозможно, не любя...

Но разве ворону голубка спутник?

Хоть раз обнять твой тонкий юный стан,

и стал бы я счастливей всех на свете!

Но это — лишь пустой самообман:

пропал зверек, коль угодил в капкан, не выплыть рыбе из добротной сети.

1940

ПЕРЕД ГРОЗОЙ

Не всегда быть небу в бирюзе.

Небо черно — значит, быть грозе.

Ходят тучи хмуро. Ну и что ж?

Скоро хлынет ливень, летний дождь.

Ждут его и пашни, и сады,

плохо огородам без воды,

ждет его томимый жаждой лес.

Ну и я не спрячусь под навес.

1944

* * *

Напрасно тебя я тяну

идти по пути со мной.

Ты влюблена в тишину,

в белку под стройной сосной.

Жизнь — серебряный круг,

благодать и покой...

Снится тебе супруг

комнатный и ручной.

Я не такой души.

Я от тебя уйду.

Смогу эту боль заглушить,

один одолею беду.

1944

* * *

о, если бы я был капиталист,

я б отдал без остатка миллионы

тому, кто сделает обычный лист,

багряный лист, какой роняют клены.

1944

* * *

Ты не ждала... А я мечтал

об этой встрече дни и ночи.

Как о тебе я тосковал!

Пусть тишина, пусть бой грохочет,

пусть смрад и дым пороховой,

летят осколки смертным градом,

я верил: ты со мною рядом,

с тобой останусь я живой.

Был день, как ночь.

Разрыв шрапнели...

Я раненый к земле припал.

И в госпитале, на постели,

я чуть дышал, я умирал.

Казалось, несколько мгновений —

и жизнь уйдет...

Но ты ко мне

явилась радостным виденьем,

и я увидел свет в окне!

И вот ты снова предо мной...

Но взгляд холодный и чужой.

Твои глаза глядят далёко,

ты ждешь грозу,

ты ждешь беду,

ты ждешь тяжелого упрека...

Я молча от тебя уйду.

1944

* * *

Да, мой путь не легок, не покат он,

крут, тернист, другими не исхожен.

Не ищу я кем-то и когда-то

плотно утрамбованных дорожек.

Показного не терплю геройства.

Против ветра мне шагать по нраву.

Вечное, большое беспокойство

мне дороже почестей и славы.

1944

* * *

Еще ничего не осознано,

только начало пути...

Может, пока не поздно,

опомниться и уйти?

Роза ко мне нежно клонится...

Ах, какой аромат!

Ночь позади... Бессонница...

Я долгой бессоннице рад.

Маки, ромашки, левкои —

в комнате яркий цветник.

Не жажду ни сна, ни покоя —

сердцем к цветам я приник.

Радость, тревога, ненастье,

сладкий любовный угар.

Что это — первое счастье,

жизни последний удар?..

1945

* * *

Я не знаю, как это случилось...

Был апрель, весенняя пора,

воробьи, как детвора, резвились,

щебетала звонко детвора.

В форточку, распахнутую настежь,

залетел весенний ветерок.

То ли я просил тебя о счастье,

то ли ты шепнула: «Это — рок...»

Я не знаю, как это случилось...

1945

* * *

Какая ты весенняя

с зеленым пояском!

Сейчас открою сени я,

и ты войдешь тайком.

Цветами ты взлелеяна,

украшена венком,

и буду весь овеян я

пьянящим ветерком.

1945

* * *

Думаешь, я в обиде

или от злобы зарделся?

Я не такое видел

и не того натерпелся!

Думаешь, если пригожа —

значит, бесценный слиток?

Я ведь, наверное, тоже

не лыком наспех шитый.

Брось ты капризы эти,

нечего зря колоться!

Ни перед кем на свете

моя спина не согнется.

Мне не надо лести,

мне от фальши — нудно...

Хочешь, как равные, вместе

пойдем по дороге трудной?

1945

* * *

Я взора от окна не оторву,

до боли вглядываясь в девушек прохожих.

Так много издали с тобою очень схожих,

но ни одну своей не назову.

А почему? Я ведать не хочу,

шальному сердцу не прикажет разум...

Пускай с тобой не встретимся ни разу,

а все-таки я у окна торчу...

1945

БЕТХОВЕН

Прозвучать оркестром

может пианино.

Только очень тесно

в маленькой гостиной.

В ней, томясь от скуки,

коврики и плюши

поглощают звуки,

музыку душат...

Отметая шторы,

сквозь туман пуховый

рвется на просторы

Людвиг ван Бетховен,

где леса и горы,

где гуляют тучи,

где играет море,

полное созвучий.

1945

ИЗМЕНА

Что будет со мной — неизвестно,

загадочна дымка пути.

За чуткость мою и за честность

коварством своим отплати.

Ты мягко играешь Шопена,

но явно, сквозь шорохи снов,

ползет, улыбаясь, измена,

как ведьма с букетом цветов.

1945

* * *

Осень... Тучи небом овладели,

дождь идти затеял две недели...

И вконец продрогший воробей

вспоминает прелесть летних дней.

С завистью он смотрит на прохожих,

на зонты, калоши, макинтоши...

И выходит, что по всем приметам

осень одолела лето...

1945

СОЛДАТУ-ПОБЕДИТЕЛЮ

Ты перешел родной порог,

Как солнечная весть.

Не перечесть твоих дорог,

Твоих путей не счесть.

Солдат не плакал никогда,

Хоть было тяжело.

А нынче — экая беда,

Слеза бежит назло.

Не торопись ее смахнуть

И утаить от всех,

От радости такой всплакнуть

И воину не грех.

Садись, товарищ, ты устал.

Сними свою шинель,

Поведай нам, как ты шагал

За тридевять земель.

Как нес священный русский стяг

Сквозь пламя в жаркий бой,

Как пал перед тобою враг,

Поверженный тобой.

1945

О СЧАСТЬЕ

Такое — чересчур жестоко,

такое — горестно-смешно.

Ты счастья ищешь?

Вот оно — под боком,

ну, протяни же руку, вот оно!

Коснись его, неведомая сила

в тебя вольется, и конец зиме.

И ты умчишься на могучих крыльях,

без отдыха, за тридевять земель.

Там — вечный день,

спокойно плещет море,

целуя берег ласковой волной...

Ученый кот живет у лукоморья,

поигрывая цепью золотой...

Ты руку протянул с надеждой, робко

и трепетно... Но будто бы во сне

сверкнула рядом сказочная рыбка

и скрылась невозвратно в глубине.

Да, это — чересчур жестоко,

да, это — горестно-смешно...

Виденье счастья — вот оно!

А счастье? Далеко... Далёко...