Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938 - [38]
Существуют к тому же доказательства, что даже в 1917 г. радикализм Бухарина не исключал умеренности и компромисса. Он не был, например, среди тех руководителей Бюро, которые призывали к восстанию во время неудачных уличных демонстраций в июле. Его взгляды на различные тактические вопросы, которые разделяли умеренных и левых на VI партийном съезде, не были последовательно левыми: по одним вопросам он занимал серединную позицию, не принадлежа «ни к тому, ни к другому течению», по другим он доказывал, вопреки возражениям левых, что революционная волна в России временно спала (с другой стороны, он бескомпромиссно выступал против предложения ряда большевистских руководителей, включая Сталина, о том, чтобы Ленин, все еще находившийся в подполье, предстал перед судом Временного правительства). Он даже был согласен переработать в своей резолюции пункт о революционной войне с учетом сомнений относительно способности России вести такую войну >{250}. А в одном очень важном случае, в сентябре, Бухарин был настроен явно менее радикально, чем Ленин: он и весь Центральный Комитет проголосовали за отклонение (и сожжение) ленинских писем, призывавших к немедленному восстанию >{251}. Наконец, опубликованная через два дня после большевистского переворота осторожная статья Бухарина отражала не столько радость победы, сколько озабоченность относительно предстоящих «колоссальных трудностей». Бесспорных решений, предупреждал он, сразу принять не удастся; партия, конечно, будет делать ошибки >{252}.
Эта его склонность к прагматической умеренности была уменьшена и осложнена жестокими разногласиями по поводу внешней политики в течение первых месяцев большевистского правления. Позднее, когда Бухарин осознает проблемы внутренней политики партии и болезненные стороны, присущие длительным и глубоким социальным изменениям, умеренность станет краеугольным камнем его мышления. Помимо того, что он не предусмотрел внутренних сложностей, стоявших перед правительством, он не принял в расчет того, что стал позже называть «издержками революции». В частности, он не предвидел трехлетней гражданской войны в России, увеличившей разрушения и страдания, уже нанесенные России четырьмя годами европейской войны и революцией. Меньше всего он предвидел человеческие издержки. Расплывчатая марксистская концепция классовой борьбы фигурировала в его дооктябрьских работах лишь как «экспроприация экспроприаторов», обещая передачу собственности и перераспределение богатств, но не кровавые последствия вооруженных грабежей.
Кровавая борьба в Москве, где одних только большевиков погибло пятьсот человек (против всего шестерых убитых в Петрограде) >{253}, возможно, уже тогда насторожила Бухарина относительно грядущих «издержек революции». Стуков впоследствии вспоминал, какие чувства испытывали они с Бухариным, когда приехали в Петроград доложить о своей победе:
Когда я начал говорить о количестве жертв, у меня в горле что-то поперхнулось, и я остановился. Смотрю, Николай Иванович Бухарин бросается к какому-то бородатому рабочему на грудь, и они начинают всхлипывать, несколько человек начинают плакать >{254}.
Настоящая революция началась.
ГЛАВА 3.
ПАРТИЯ И ПОЛИТИКА В ПЕРИОД ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
Когда надежды и мечты вырываются на улицу, робким лучше всего запереть двери, ставни и спрятаться до тех пор, пока буйство не прекратится. Ибо часто бывает чудовищное несоответствие между надеждами, пусть даже благородными и светлыми, и последующими за ними действиями; как будто увенчанные миртом девы и юноши в гирляндах возвещают пришествие четырех всадников Апокалипсиса.
Эрик Хоффер. Истинноверующий
С 1918 г. и до окончания гражданской войны в 1921 г. большевики вели отчаянную борьбу против русских и иностранных контрреволюционных армий за сохранение своей власти в Советской России. Трудно переоценить влияние этих жестоких испытаний на авторитарную партию и политический строй, находившиеся в процессе становления. Помимо возрождения централизованной бюрократической власти, они привели к широкой милитаризации советской политической жизни, насаждению того, что один большевик назвал «военно-советской культурой» >{255}, которая продолжала существовать после гражданской войны. Равно важно и то, что в середине 1918 г. задача сохранения политической власти переплелась с еще одной, чуть менее сложной задачей: быстрым, в значительной мере насильственным, превращением общества в социалистическое. И хотя этому эксперименту также пришел конец, он оказал влияние на политические события последующих лет.
Не имевшая вначале ни армии, ни экономической программы, партия была неподготовлена к этим двум испытаниям. В течение трех лет она переживала один кризис за другим, импровизировала в стратегии и принимала временные решения; смысл революции свелся к понятию «защиты революции», а действия и заявления партийных лидеров определялись как тем, что они вынуждены были делать, так и непродуманными до конца концепциями того, что следовало делать. Это относилось и к Бухарину. Сочетание военной целесообразности и идеологических убеждений сформировало его политические и теоретические установки: от «левого коммунизма» в 1918 г. до обоснования военной политики партии в 1920 г. и до его роли в разногласиях, которые сопровождали крах этой политики в 1920–1921 гг.
