Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938 - [3]

Шрифт
Интервал

Экземпляры русского издания стали распространяться в Москве и даже в других городах Советского Союза, что, возможно, послужило главной причиной неожиданной для меня проблемы, на решение которой ушло целых три года: с 1982 до середины 1985 г., несмотря на мои неоднократные обращения, советские власти отказывали мне в разрешении посетить СССР. Как сказал мне в Нью-Йорке один из советских официальных представителей, «они охотятся за Вашей книгой в Москве. С чего это они должны давать Вам разрешение?» Я был очень расстроен — терялась живая связь с советскими друзьями и с предметом моих научных исследований, — но не удивлен. Сложилась по-своему интересная ситуация: некоторые советские историки в частных разговорах выражали восхищение моей книгой, а в официальных публикациях в то же самое время отзывались о ней с презрением, если не сказать хуже, приводили ее в качестве примера «клеветнических опусов американских антикоммунистов» >{7}. Более того, в 1979 г. на Московской международной книжной выставке-ярмарке был конфискован экземпляр этой книги, предназначенный для экспонирования. Поэтому когда сегодня американцы спрашивают меня, «изменилось ли что-нибудь» в Советском Союзе на деле с 1985 г., я иногда привожу им всего один небольшой пример — историю с моей книгой и выход данного русского издания таким большим тиражом, какого не знала ни одна страна.


* * *

Во время интервью со мной в газете «Московский комсомолец» один молодой советский журналист сказал: «Некоторые считают, что вы предсказали перестройку в СССР» >{8}. Я бы не рискнул взять на себя такую ответственность. По моему убеждению, историки не должны пытаться предсказывать будущее; перед ними достаточно сложная задача — понять прошлое и настоящее страны. Вместе с тем верно и то, что для западных исследователей давно уже характерны два исторических подхода. По мнению подавляющего большинства из них (во всяком случае до 1985 г.), советская система в том виде, в каком она сформировалась при Сталине, никогда не сможет быть радикально изменена. Другое же направление, представленное явным меньшинством, к которому я принадлежу с самого начала своей исследовательской деятельности, считает, что Советский Союз подобно всем социально-экономическим системам не только претерпел значительные изменения в прошлом, но и с большой степенью вероятности будет изменяться в будущем. Лично я убежден в правоте такого подхода в силу своего понимания взаимосвязи между прошлым и настоящим, между историческим развитием и современной политикой. И хотя отдельные аспекты этой концепции проявляются и в данной работе, наиболее полно она отражена только в моей книге «Переосмысливая советский опыт», которую я написал в период 1976–1983 гг. и которая заканчивается главой «Друзья и недруги перемен».

Несмотря на явную взаимосвязь между альтернативами, стоящими перед Советским Союзом сегодня, и теми, которые существовали в 1928–1929 гг., мою книгу о Бухарине следует читать и оценивать как историческое исследование. Более того, я не рассматриваю ее как последнее слово на эту тему. В предисловии к первому американскому изданию написано: «Когда советские историки получат возможность свободно изучить и описать историю создания Советского государства и деятельность его основоположников, материал этой книги, вероятно, дополнится, а некоторые ее положения потребуют пересмотра». Судя по всему, советские исследователи сейчас получают такую возможность. По мере того как они будут глубже и полнее отражать события 20-х и 30-х гг., по мере того, как будет расширяться возможность их доступа к необходимым архивным материалам, они, возможно, напишут о Бухарине и о его времени более глубоко и осмысленно, чем это удалось сделать мне. Когда такое произойдет, я не буду чувствовать себя разочарованным.

И наконец последнее разъяснение советскому читателю. Издательство «Прогресс» любезно согласилось опубликовать без каких-либо сокращений эту довольно большую книгу; с моей стороны в текст также не было внесено существенных изменений, кроме исправлений небольшого количества фактических неточностей. Я очень признателен своим советским друзьям, знакомым и даже авторам, с которыми я лично не знаком, за то, что они обратили мое внимание на эти неточности. В частности, большую помощь в этом оказала мне великолепный историк — дочь Бухарина, Светлана Николаевна Гурвич. Или, например, как мне стало известно из недавнего номера «Комсомольской правды», я неправильно назвал первого редактора этой газеты >{9}. Так что вся ответственность за оставшиеся неточности или ошибочные выводы лежит только на мне одном.

Стивен Коэн

Нью-Йорк, сентябрь 1988 г.

Предисловие к первому американскому изданию 1973 г.

Эта книга посвящена большевистской революции и одному из ее самых значительных и крупных деятелей Николаю Ивановичу Бухарину.

Она представляет собой прежде всего политическую биографию Бухарина, и, поскольку он был человеком мысли, марксистом-теоретиком, она является также и историей его идейного развития. Необходимость всестороннего изучения этого политического деятеля очевидна, ибо в течение двух десятилетий Бухарин находился в центре бурных событий в истории большевистской партии и Советской России. И тем не менее, поскольку его роль как одного из основателей Советского государства искажена советской историографией, о нем подчас вспоминают лишь как об авторе ряда некогда известных коммунистических пособий и главном обвиняемом на показательных московских процессах в 30-х гг. и их жертве.


Еще от автора Стивен Коэн
«Вопрос вопросов»: почему не стало Советского Союза?

Видный американский исследователь советской истории и современной политики размышляет над «вопросом века» — можно ли было реформировать советскую систему и сохранить Советский Союз?


Долгое возвращение. Жертвы ГУЛАГа после Сталина

В центре внимания нового (или, как выясняется, не очень нового) исследования видного американского историка Стивена Коэна — нелёгкий процесс возвращения и реабилитации жертв сталинского террора. Среди вопросов, волнующих автора: перипетии этого процесса при Хрущёве и после него, роль бывших репрессированных в политике оттепели, а также неоднозначное отношение к ГУЛАГу и гулаговцам со стороны власти и общества в СССР и постсоветской России.


Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России

В своей новой книге профессор Стивен Коэн, видный американский историк и знаковая фигура в СССР периода перестройки, анализирует трагедию последовавшего за ней десятилетия и ту роль, которую сыграла в этом политика администрации США, а также бизнесмены, журналисты, экономисты, политологи и историки. Автор ищет ответы на сложные вопросы: Кто проиграл Россию?, Наступит ли после «холодной войны» «холодный мир»?, Могла ли в принципе Америка трансформировать Россию по своему облику и подобию? Надо ли изучать Россию без России? В конце книги автор предлагает своё видение того, какой должна быть политика США в отношении России и российско-американские отношения в новом тысячелетии.Книга рассчитана не только на специалистов, но и на самый широкий круг читателей, всех, кому небезразлична история и будущее России.


Рекомендуем почитать
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.


Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали)

За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.


Освобождение "Звезды"

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Воспоминания о Евгении Шварце

Ни один писатель не может быть равнодушен к славе. «Помню, зашел у нас со Шварцем как-то разговор о славе, — вспоминал Л. Пантелеев, — и я сказал, что никогда не искал ее, что она, вероятно, только мешала бы мне. „Ах, что ты! Что ты! — воскликнул Евгений Львович с какой-то застенчивой и вместе с тем восторженной улыбкой. — Как ты можешь так говорить! Что может быть прекраснее… Слава!!!“».