Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938 - [5]
Хотя ослабление советской исторической цензуры после смерти Сталина в 1953 г. дало много ценной информации о досталинском периоде, тема Бухарина до сих пор остается официально запрещенной и искаженно трактуемой. Даже после того, как (цитирую из биографии Троцкого) «огромный груз клеветы и забвения» — результат двух десятилетий сталинской брани — был отброшен, значительная часть жизни Бухарина все еще остается в тумане; процесс ее реконструкции, как уже было отмечено другими исследователями, иногда напоминает работу палеонтолога. Так, например, мы очень мало знаем о личной жизни и частных высказываниях Бухарина и других старых большевиков, отчасти из-за их обычной сдержанности, когда дело касалось подобных тем, отчасти потому, что их постигла при Сталине общая роковая судьба. Достаточно сказать, что из всех основоположников Советского государства, за исключением Ленина, только один Троцкий оставил подробную автобиографию и не тронутый цензурой личный архив.
Я полагаю, что в этой книге удалось собрать все те материалы о Бухарине, которые сейчас доступны. Тем не менее эта книга, безусловно, не может претендовать на то, чтобы быть последним словом. Когда советские историки получат возможность свободно изучить и описать историю создания Советского государства и деятельность его основоположников, материал этой книги, вероятно, дополнится, а некоторые ее положения потребуют пересмотра.
За всем хорошим, что есть в этой книге, лежит большая и сложная работа, затронувшая многие темы, и немыслимая без великодушной помощи друзей и коллег.
Я хочу выразить глубокую благодарность и признательность всем тем, кто в течение семи лет помогал мне в моем исследовании. Если что-то в моей книге не так, то это не благодаря их помощи, а вопреки ей.
Больше всего я обязан Роберту С. Такеру, который свыше десяти лет был моим учителем, другом и коллегой. Он ознакомил меня с советской политикой и помог мне стать критически мыслящим исследователем; он неоднократно отрывался от собственных исследований, чтобы прокомментировать мою рукопись. Без его вдохновляющей и ободряющей поддержки книга не была бы написана.
Четверо других историков — Джордж Интин, Александр Эрлих, Лоурен Грэхем, Джон Н. Хазард — прочли всю рукопись или большую ее часть. Каждый из них консультировал и корректировал меня по многим вопросам, причем всякий раз терпел мое упрямство, когда речь шла о том, чтобы изменить или улучшить ту или иную мысль. Роберт Конквест, Зденек Дэвид, А. Г. Леви, Сидни Хайтман, покойный Б. И. Николаевский, Роберт М. Слассер регулярно отвечали на мои вопросы и великодушно делились со мной своими глубокими знаниями.
Я особо благодарю моего друга Уильяма Меркли, который замечательно воспроизвел из старых изданий некоторые фотографии, включенные в мою книгу, а также моих издателей Ангуса Кэмерна и Эда Виктора, которые руководили мною при составлении многочисленных приложений. Добавлю, что в течение нескольких лет мне помогали собирать и обрабатывать материалы для моего труда Присцилла Буа, Мэрвин Деков, Лорна Гиз, Марго Гранитсац, Бриджит Ингемасон, Норман Московиц, Томас Робертсон, Энтони Тренга и Карл Уолтер.
Работая над книгой, я получал финансовую помощь от различных институтов. Исследовательский институт проблем коммунизма при Колумбийском университете дал мне возможность развить мою докторскую диссертацию в более широкое и полное исследование. Я приношу благодарность коллективу ученых и директору этого института Збигневу Бжезинскому за поддержку уже на ранней стадии работы. Я пользовался также дополнительными субсидиями от Американского совета научных обществ, Центра международных исследований Принстонского университета, Совета по международным и региональным исследованиям и Комитета по исследованиям в области гуманитарных наук. (Оба при Принстонском университете). Я хочу также поблагодарить Русский институт Колумбийского университета и его директора Маршалла Д. Шульмана. предоставившего мне возможность участвовать несколько лет в их научной жизни, а также Хаутонскую библиотеку Гарвардского университета за допуск к архивам Троцкого.
Отрывки из моей книги появились ранее в журналах «Совьет стадис энд политикал сайенс куотерли» и в сборнике, «Революция и политика в России; очерки памяти Б. И. Николаевского» (издано Александром и Жанет Рабинович; Блумингтон, Индиана, «Университи пресс», 1972). Я признателен издателям за разрешение привести здесь эти материалы.
И наконец, я должен не только горячо поблагодарить Ленн, Эндрью и Александру, но и принести им сердечные извинения за то, что они так долго терпели меня с Бухариным и так долго оставались без меня.
С. Ф. К.
Нью-Йорк, декабрь 1972 г.
Предисловие к оксфордскому изданию
Исторической неизбежности не бывает — альтернативы возможны всегда. И тем не менее, когда я начинал работать над этой книгой в середине 60-х гг., авторы научных трудов, посвященных советской истории, как на Западе, так и в СССР, исходили в большинстве своем из того, что реальной альтернативы сталинизму не было. Западные и советские историки придерживались тех или иных вариантов этого положения по разным причинам и с использованием разных приемов доказательств, но с одинаковой настойчивостью. Либо политика Сталина, начиная с насильственной коллективизации в 1929–1933 гг. и кончая двадцатилетней системой массового террора и лагерей, являлась неизбежным следствием характера большевистской партии и большевистской революции, либо все это было необходимо для модернизации отсталого крестьянского общества. Западные и советские ученые оказывались пленниками историографии без альтернатив даже несмотря на то, что альтернативы сталинизму имели долгую традицию в политике коммунистов. Традиция эта тянется от дискуссий среди большевиков в 20-х гг. к поискам иных путей к социализму коммунистическими партиями Восточной и Западной Европы после смерти Сталина в 1953 г.
Видный американский исследователь советской истории и современной политики размышляет над «вопросом века» — можно ли было реформировать советскую систему и сохранить Советский Союз?
В центре внимания нового (или, как выясняется, не очень нового) исследования видного американского историка Стивена Коэна — нелёгкий процесс возвращения и реабилитации жертв сталинского террора. Среди вопросов, волнующих автора: перипетии этого процесса при Хрущёве и после него, роль бывших репрессированных в политике оттепели, а также неоднозначное отношение к ГУЛАГу и гулаговцам со стороны власти и общества в СССР и постсоветской России.
В своей новой книге профессор Стивен Коэн, видный американский историк и знаковая фигура в СССР периода перестройки, анализирует трагедию последовавшего за ней десятилетия и ту роль, которую сыграла в этом политика администрации США, а также бизнесмены, журналисты, экономисты, политологи и историки. Автор ищет ответы на сложные вопросы: Кто проиграл Россию?, Наступит ли после «холодной войны» «холодный мир»?, Могла ли в принципе Америка трансформировать Россию по своему облику и подобию? Надо ли изучать Россию без России? В конце книги автор предлагает своё видение того, какой должна быть политика США в отношении России и российско-американские отношения в новом тысячелетии.Книга рассчитана не только на специалистов, но и на самый широкий круг читателей, всех, кому небезразлична история и будущее России.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ни один писатель не может быть равнодушен к славе. «Помню, зашел у нас со Шварцем как-то разговор о славе, — вспоминал Л. Пантелеев, — и я сказал, что никогда не искал ее, что она, вероятно, только мешала бы мне. „Ах, что ты! Что ты! — воскликнул Евгений Львович с какой-то застенчивой и вместе с тем восторженной улыбкой. — Как ты можешь так говорить! Что может быть прекраснее… Слава!!!“».