Бугорок - [4]

Медведь мгновенно проглотил мясо, оборвав шпагат. Это вызвало восторг присутствующих. Теперь никто не боялся спугнуть зверя, громко разговаривали, причмокивали, пытаясь подманить медведя, и даже кричали, как кричат каким-нибудь дворнягам:

- Бугорок, сюда! Бугорок, сюда! На! На!..

А кок спускал кусок за куском вывалянное в толченых сухарях мясо, и медведь с аппетитом уплетал его, задирая после каждой проглоченной порции морду и ожидая новой подачки.

Миша Беркутов и на этот раз рассмешил и удивил всех. Когда кок скормил все мясо, Миша спустил за борт вскрытую банку сгущенного молока. Пока банка осторожно опускалась вниз, покачиваясь, раздавались недоверчивые и даже насмешливые замечания.

- Тоже удумал, чудак человек, медведя на молочную диету перевести!

- Ты, Миша, винегретиком его попотчуй!

- Правильно, пусть отвыкает от мяса, надо перевоспитывать хищников...

А хищник жадно потянулся к банке сгущенки, словно это было давно знакомое лакомство, захватил его лапами и с видимым удовольствием, благодарно урча, начал вылизывать тягучую сладкую жидкость.

- Хищник-хищник, а лакомка... - задумчиво произнес боцман.

Когда медведь вылизал банку дочиста, Сенюшкин перехватил у Миши бечевку и, ухмыляясь, сказал:

- Дай-ка и я попотчую хозяина Арктики.

Он поспешно вытянул звякавшую о борт банку, отчего медведь при каждом звуке испуганно вздрагивал, и наполнил ее светлой жидкостью.

- Хулиганить, Иван, вздумал? - грозно надул усы боцман.

- Какое же это хулиганство? - начал оправдываться Сенюшкин, бережно опуская банку. - Я разве не понимаю? Ведь это самый безалкогольный напиток, в нем спирту-то всего с наперсток.

- Все одно баловство, - ворчал боцман и хотел было перехватить бечевку у Сенюшкина. Но банка уже опустилась достаточно низко, и медведь, крепко ухватив ее лапами, начал пить, запрокидывая голову.

Все невольно засмеялись.

- И медведь, оказывается, выпить не дурак, - радовался своей проделке Сенюшкин.

Зверь резко оттолкнул банку, обиженно рявкнул и отчаянно замотал башкой. Видно было, что ему очень не понравилось угощение.

- Ты что же, чистым его угостил? - схватил Сенюшкина за воротник боцман.

- Разбавил, Петрович, честное слово, разбавил, - уверял штурвальный.

- Чего же зверь гневается? - не отступал боцман.

- Кто его знает, не распробовал еще... - отвечал Сенюшкин.

А медведь тем временем опустился на четыре лапы и побежал к корме, где темным пятном выделялась полынья, сунул голову в воду и начал усердно прополаскивать глотку. По всему видно было, что он обжег ее спиртом.

- Эх, ты, умник, - осуждающе произнес боцман. - Зверь-то, гляди, лучше тебя соображает.

И другие тоже неодобрительно посмотрели на Сенюшкина. А он начал оправдываться:

- Честное слово, ребята, напополам разбавил.

- Выходит, даже зверь не принимает того зелья, которым иные по дурости себя травят, - сделал вывод кок.

Медведь грозно рявкнул и решительно направился прочь.

- Бугорок! Бугорок!.. - неслось вслед удаляющемуся зверю. За борт летели куски сахару, кто-то, сильно размахнувшись, очень далеко кинул воблу, почитавшуюся в экипаже одним из самых редких лакомств. Медведь даже не обернулся.

Больше всех это огорчило Мишу. Он и обедать не хотел идти, а на попытки Сенюшкина заговорить даже не отвечал.

Медведь всем казался таким миролюбивым, таким смышленым, почти ручным, что всерьез начали обсуждать вопрос, не взять ли его на борт. Находились энтузиасты, среди которых был, конечно, и Миша Беркутов, изъявлявшие желание ухаживать за медведем и даже дрессировать его во время рейса.

Решительным противником плана был боцман.

- Белый медведь дрессировке не поддается, - утверждал он. - Даже у Дурова белые медведи не работают. Кто видел белых медведей в цирке?..

И в самом деле никому из нас белых медведей на цирковой арене видеть не приходилось.

Сразу же после обеда механики доложили об окончании ремонта, и капитан приказал незамедлительно сниматься.

Заработали машины, корпус ледокола начал ритмично вздрагивать, над белой пустыней льдов вытянулся длинный черный шлейф дыма. Вахтенные заняли свои места. Тяжело раздвигая лед, корабль стал разворачиваться, чтобы лечь на курс.

Все свободные от службы вышли на палубу в надежде попрощаться с медведем. Медведя не было. Даже эта пустынная льдина стала каждому из нас чем-то дорога. И как при любом расставании, было немножечко грустно. Особенно грустил Миша Беркутов. Ему очень хотелось еще раз увидеть медведя. По поручению кока Миша в самый последний момент вынес на лед два ведра вкусных остатков моряцкого обеда. Но и это не привлекло медведя.

Наиболее нетерпеливые начали расходиться. И лишь когда ледокол, раздвинув тяжелые льды, вышел на разводье, у места недавней стоянки показался наш Бугорок. Медведь подошел к самому краю льдины и начал метаться из стороны в сторону, как будто его и в самом деле сильно расстроил наш неожиданный уход.

На корабле обрадовались появлению медведя, стали махать ему и кричать, хотя вряд ли на таком расстоянии человеческий голос можно было расслышать.

Ледокол удалялся. А Миша все не уходил с палубы. Сенюшкин принес ему бинокль. И когда даже в бинокль уже ничего нельзя было рассмотреть, Сенюшкин, по-дружески обняв Мишу, предложил: