Буддизм в русской литературе конца XIX – начала XX века: идеи и реминисценции - [43]
Однако в Париже Волошин встретился именно с одним из лидеров «северного буддизма», с «посланцем Далай-ламы». Эта личная встреча с одним из буддийских лидеров Тибета и России стала, по мнению самого поэта, прикосновением к буддизму «в его первоисточниках».
Нельзя понять важность этого события, не обратившись к личности Агвана Доржиева, биографии и деятельности которого сегодня в российской науке уделяется большое внимание. Агван Лобсан Доржиев (1853/54-1938) был родом из хоринских бурят, в 19 лет он со своим учителем отправился из Забайкалья в Тибет для получения высшего буддийского образования. Однако ввиду запрета Лхасы для иностранцев, он вынужден был вернуться. Через несколько лет он вновь отправился в Тибет, где поступил на обучение в Гоман дацан. По окончании обучения Доржиев получил высшую ученую степень «лхарампа» и в том же году был назначен одним из наставников («цаннид-хамбо») юного Далай-ламы. Доржиев имел большое влияние на Далай-ламу, по существу он создал русофильскую политическую группировку, определившую на многие годы характер тибетской внешней политики.
В конце 1897 г. Доржиев был отправлен Далай-ламой в Европу – в Россию и Францию. Как пишет А. И. Андреев, «достигший совершеннолетия и взявший бразды правления в свои руки XIII Далай-лама, вероятно, по совету Доржиева, решил положить конец изоляции Тибета и начать диалог с Западом»[406]. Доржиев ехал с особой дипломатической миссией: «прозондировать почву относительно возможности оказания помощи Тибету этими странами в противостоянии экспансионистской политике Британской империи.»[407] Сам Доржиев о своих целях писал так:
В Петербург Агван Доржиев прибыл в феврале 1898 г., благодаря помощи князя Э. Э. Ухтомского (дипломата, ученого и путешественника, издателя «Санкт-Петербургских ведомостей», известного своими буддофильскими пристрастиям) он получил аудиенцию у императора Николая II. После завершения переговоров в Петербурге Доржиев весной 1898 г. поехал в Калмыкию, по возвращении оттуда отправился в Париж. Как замечает А. И. Андреев, значительных успехов в реализации своих дипломатически-поли-тических планов Доржиев не достиг, однако он подружился с будущим премьером Жоржем Клемансо, который заинтересовался буддизмом и помог организовать Доржиеву буддийское богослужение (хурал) и лекцию о буддизме в Музее востоковедения Гиме 27 июня 1898 г.[409].
На молебне присутствовали Жорж Клемансо, Александра Давид-Неэль (в будущем известная путешественница в Тибет и писательница), поэты Иннокентий Анненский (стихотворение «Буддийская месса в Париже») и Максимилиан Волошин[410].
Исследователь А. А. Ковзун отмечает, что «упоминаемая А. Доржиевым Александра (A-lig-san-da-ra) – это, по мнению комментаторов, исследовательница тибетского буддизма и путешественница Александра Давид-Неэль (A. David-Néel, 1868–1969), знаменитая впоследствии путешественница и исследовательница Востока, известная, в частности, тем, что ей удалось получить аудиенцию у Далай-ламы XIII, когда тот находился в Индии». Однако он высказывает предположение, что пусть маловероятно, но всё же возможно, что «за именем Александра может скрываться жившая в Париже русская эмигрантка Александра Гольштейн (1850–1937)»[411]. Она была буддисткой. М. А. Волошин познакомился с ней в начале апреля 1901 г., когда у Гольштейн находилась некая Т. М. Фарафонтова, «фольклористка из Забайкалья»[412]. А. В. Гольштейн, в свою очередь, познакомила Волошина с О. Редоном, именно у А. В. Гольштейн М. Волошин встретился в сентябре 1902 г. с А. Доржиевым[413]. Ковзун говорит о том, что Гольштейн дала поэту рекомендательные письма к Хамбо-ламе Восточной Сибири Ирелтуеву и Б. Р. Рабданову: «Волошин писал об этом из Парижа 14 декабря 1902 г. в письме к А. М. Петровой: “Я решил оставить теперь Париж и осенью поеду сперва на Байкал, где у меня будут письма в некоторые буддийские монастыри, а потом в Японию – учиться рисовать”»[414].
А. Доржиев запомнил Волошина, о чем свидетельствует фрагмент записи диалога в волошинском дневнике от 10 августа 1905 г., в «Истории моей души» в разговоре с М. В. Сабашниковой: «Поедемте путешествовать. Составимте маршрут. Гусиное озеро. Да. на Гусиное озеро мне непременно нужно.
– Вы знаете, что меня ждут на Гусином озере? Когда я был в Петербурге у С. Ольденбурга, я встретил у него двух бурят из Гусино-Озерских дацанов, и они узнали меня и сказали, что уже слышали обо мне от Ламы»[415].
В письме к А. М. Пешковскому поэт отметит: «Я еду искать внеевропейской точки опоры, чтобы иметь право и судить Европу. Япония мне даст внеевропейскую точку для искусства, Китай – для государства, Индия – для философии»[416]. В автобиографии М. Волошин по поводу своей встречи с Доржиевым запишет: «Это было моей первой религиозной ступенью»[417].
Однако М. А. Волошин не совершил поездку на Восток. Этому помешала и русско-японская война, и активное творчество поэта, его новые религиозно-мистические увлечения (масонство, теософия, штейнерианство), обстоятельства личной жизни.
