Буддизм в русской литературе конца XIX – начала XX века: идеи и реминисценции - [36]

. Другой яркий пример такого рода – это поэма «Медлум и Лейли», в которой традиционный фольклорный мотив (посмертное превращение в дерево или кусты роз) усложняется до космогонического мифа, который воплощает идею «победы над смертью». Д. А. Пашкин опирается на точку зрения известного исследователя восточных мотивов и идей в творчестве Хлебникова П. И. Тартаковского: «Медлум и Лейли трансформируются в звезды, минуя стадию физического исчезновения, смерти, на которую лишь слабо намекается, Хлебникову необходимо утвердить прежде всего идею бессмертия. Но бессмертия не просто любви, а более общих философских категорий; не случайно в поэме бессмертны не двое влюбленных, а их космические астральные ипостаси – звезды Запада и Востока, символизирующие все живое и сущее во вселенной, – разделенное, но в то же время единое в своей духовной мощи»[352]. Пашкин отмечает, что принцип «всеобщей связи бытия через смерть» постулируется и в комментариях к стихотворениям во втором томе нового Собрания сочинений Хлебникова, где справедливо указываются схожие тексты: «Когда умирают кони – дышат.» (1911), «Колесо рождений» (1919), «Перед войной» (1922), хотя при этом мистико-религиозный подтекст опускается, «уступая место научному дискурсу»[353]. Также рассмотрение идеи «смерти-возрождения» представлено в книге В. Кравца[354].

О метемпсихозе, по мнению исследователя, свидетельствуют такие тексты Хлебникова, как прозаический текст «Ка», который «демонстрирует все мыслимые и немыслимые варианты реинкарнационных моделей», а также «Дети Выдры». Даже в грамматике стихотворений поэта, указывает автор статьи, находит отражение идея о множественности воплощений[355]. Например, в стихотворении «Охотник скрытных долей» (1908) – «бор бытий». В стихотворении «С утробой медною», по мнению Пашкина, присутствует весьма «прозрачная фраза»: «В переселеньи душ ты был / Быть может, раньше нож»[356].

Как уже говорилось, тема Востока тесно связана у Хлебникова с его концепцией времени. Проблема времени была одной из центральных в поэзии Хлебникова и работах, посвященных «числовому исчислению» исторических событий. Известно, что главным своим открытием сам Хлебников считал «основной закон времени». Над его обоснованием поэт работал практически всю жизнь (с мая 1905 г. по ноябрь 1920 г.)[357]. В «Досках судьбы» он пишет: «Если существуют чистые законы времени, то они должны управлять всем, что протекает во времени, безразлично, будет ли это душа Гоголя, “Евгений Онегин” Пушкина, светила солнечного мира, сдвиги земной коры и страшная смена царства людей, смена Девонского времени временем, ознаменованным вмешательством человека в жизнь и строение земного шара»[358].

Содержание этой концепции времени Хлебникова Б. М. Владимирский определяет как выявление «циклических явлений в общем описании естественно-исторического процесса»[359]. Известный исследователь творчества поэта Р. Г. Дуганов пишет о том, что эта «идея вдохновляла всю жизнь и все творчество Хлебникова» и «перед нами не научные гипотезы, а неслучайный и неопровержимый поэтический факт, в отличие от научных предположений воплощающий действительность в художественном образе, в предсказаниях Хлебникова перед нами тот редкий и даже редчайший случай, когда поэтическая мысль прямо воплощается в действительности. Становится реальным историческим событием»[360].

Победа над временем означала, что «не события управляют временем, а время ими»[361], а сам «закон времени» – это «общая истина закона жизни и смерти»[362]. Иначе человек всегда находится в плену у времени. Иначе нет оправдания ни частной жизни каждого, ни существования стран и народов, всей этой «вековой качели народов» [363].

Проблема времени включала в себя отношения «я» и потока истории, индивидуального творчества жизни и исторически закономерно-объективного бытия. «Хлебников слишком хорошо знал историю, чтобы не видеть, как любая индивидуальность или сверхиндивидуальность обязательно проигрывает спор со временем. Если слепо и упрямо идет наперекор ему, не замечая закономерностей, не проецируя прошлого на будущее. Для Хлебникова свобода во времени есть познание характера времени, приятие его условий. Для того чтобы понять, насколько это общее положение соответствовало творческой практике поэта, достаточно проследить хотя бы за тем, как поэт переосмысливал одну из традиционных тем русской литературы девятнадцатого столетия – тему плена»[364], – считают Ю. М. Лощиц, В. Н. Турбин.

Плен – это одна из самых драматичных жизненных ситуаций. Но есть великий и неустранимый плен непознанного времени. Именно поэтому лишь внешне бесконфликтен плен главного героя повести «Есир» Истомы.

Рассказ завораживает особым ощущением медленнотекущего времени, поражает простором, среди которого находится будущий невольник: «Заплаты, свеже положенные на парус, заново черная от смолы бударка, сверкающее солнце, сверкающее на волнах и на смоляных боках лодки, громадная белуга, лежавшая на лодке, свесив на землю свою махалку, орланы, белохвост, сидевший на отмели, другой черной точкой сидел на верхушке песчаного обрыва, и тучи уток со свистом падали откуда-то сверху на то подымавшееся, то опускавшееся море, – вот что было вокруг»