Буддизм в русской литературе конца XIX – начала XX века: идеи и реминисценции - [19]
>О привычках: Кант замечал в ней отсутствие человеческого сознания. Локк объясняет привычками почти все психические явления»[160]; «>Аристотель называет привычками: мудрость, науки, искусства, добродетель и порок. Бэкон: мысли людей зависят от их наклонностей и вкусов, речи – от образования и учителей, но только одна привычка определяет его действия. По мнению >Макиавелли, в деле исполнения нельзя довольствоваться ни природою человека, ни самыми торжественными обещаниями его, если то и другое не закреплено и, как бы сказать, не освящено привычками. >Лейбниц: три четверти того, что человек думает, говорит и делает, приписывает привычке. >Руссо дает своему Эмилю только одну привычку – это не иметь никаких привычек. >Шекспир называет привычку то чудовищем, пожирающим чувства человека, то его ангелом с крыльями»[161] (подчеркивания – Мамина-Сибиряка).Ряд выдержек из высказываний объединены тематически, например, темой женщины: «>Женщины есть образцовые произведения природы (Lessing). >Женщина это – кушанье богов, если только чорт не приправит его (Calderon). Любовь, которая есть не что иное, как эпизод в жизни мужчины, есть целая история в жизни женщины (Mad. de Stael). Нет ничего печальнее жизни женщин, которые привыкли быть только красивыми (Fontenelle)»[162].
В то же время на одной странице этой записной книжки могут встретиться совершенно разные по тематике высказывания. К примеру, на 10-м листе: «>Дарвин: из вечной борьбы, из холода и смерти, прямо следует самое высокое явление, которое мы можем себе представить, а именно – возникновение высших форм жизни. >Ларошфуко: удаление действует на наши страсти, как буря на огонь: слабый тушит, сильный превращает в пламя»[163].
И в то же время основные темы – это человеческие качества, власть, чувства, потребности человека и его развитие.
Среди имен философов: Аристотель, Локк, Бэкон, Руссо, Пифагор, Сократ, Спенсер, Дарвин, Ларошфуко, Макиавелли, Кант, Гартман, Лейбниц и др. Среди цитируемых писателей: Шекспир, Достоевский, Гете, Лессинг, Кальдерон, Мадам де Сталь и др. Приводит Мамин-Сибиряк и изречения исторических личностей («Чужие глупости никогда не делают нас умными» (Бонапарт)[164]; «Что не нужно, то всегда дорого» (Катон)[165]), и пословицы («Прежде, чем войти, подумай о выходе» (турецкая пословица)[166]; «Глаза видят так, как им хочется» (итальянская пословица)[167]).
Однако есть философ, творчество которого выделено в записных книжках Мамина-Сибиряка отдельно – это Артур Шопенгауэр. На двенадцати страницах записной книжки писателя приводятся выдержки из работ Шопенгауэра. Внимательное прочтение этих страниц позволяет, во-первых, уточнить датировку этих записных книжек, во-вторых, определить, к каким работам Шопенгауэра обращался писатель.
В исследовательской литературе глубокий анализ рецепции философских идей в творчестве Мамина-Сибиряка практически отсутствует. Рассматриваемые нами записные книжки как источник для такого анализа, вероятно, детально не изучались. К примеру, в статье Е. Е. Приказчиковой говорится о замечании исследователя творчества Мамина-Сибиряка И. А. Дергачева о том, что в записных книжках Мамина имеются «заметки по тексту книги Шопенгауэра “Мир как воля и представление”»[168]. Однако на самом деле при внимательном чтении записных книжек обнаруживается, что часть цитат из другого популярного (и в Германии, и в России) труда Шопенгауэра – «Parerga и Paralipomena», выдержки из которого переведены Ф. В. Черниговцем и под названием «Афоризмы и максимы» неоднократно издавались А. С. Сувориным[169]. Например, лист 13 записной книжки начинается словами: «>Шопенгауэр (учение о страданиях мира)», и далее до листа 15 (5 страниц в целом) идут выдержки из работы Шопенгауэра «К учению о страданиях мира». Начинаются эти выдержки цитатой Шопенгауэра «мы обыкновенно находим >радости далеко ниже, а страдания далеко выше наших ожиданий»[170]. Писатель цитирует обширные отрывки, посвященные сущности страдания, роли страдания в жизни человека и в мире в целом, различиям человека и животных в восприятии страдания и т. д. Например: «Кто хочет вкратце утверждение, что наслаждение превышает страдание. Или по крайней мере равносильно с ним – пусть сравнит >ощущения двух животных, пожирающего и пожираемого.
Самое действительное >утешение в каждом несчастие и во всяком страдании заключается в созерцании людей, которые ещё несчастнее, чем мы.
Человеку даже необходимо, как кораблю балласт, чтобы он устойчиво и прямо шел во всякое время, известное количество забот, горя или нужды»[171] (см.: Шопенгауэр А. Максимы // Сборник произведений. Минск, 1999. С. 72).
«В силу негативности благополучия и наслаждений, в противоположность позитивности страдания, счастье всякого данного жизненного поприща следует измерять не радостями и наслаждениями, а отсутствием страданий, как положительного элемента.
Собственное благосостояние становится для людей наказанием, передавая их в руки мучительной скуки, для побеждения которой они скучают и мечутся по свету и чуть куда-нибудь прибудут сейчас же боязливо справляются о местных развлечениях, как нуждающийся в источниках пособий, ибо несомненно, нужда и скука – два полюса человеческой жизни»
