Будда - [69]

.

И вот наконец Будда достиг Весали. Сначала все шло как обычно, когда он прибывал в какой-нибудь город. Он расположился в манговой роще, принадлежавшей женщине по имени Амбапали, одной из самых знаменитых куртизанок города. Вскоре и сама хозяйка пожаловала поприветствовать дорогого гостя — в сопровождении внушительного кортежа роскошных экипажей. Она оказала Будде почести и присела к его ногам послушать проповедь Дхармы. Потом она пригласила Учителя отобедать в ее доме. Не успел он выразить свое согласие, как вдруг, откуда ни возьмись, появилась огромная процессия раскрашенных во все цвета радуги, блестящих на солнце колясок и повозок — это горожане Весали прибыли засвидетельствовать почтение Благословенному. Зрелище было до того живое и колоритное, что Будда с улыбкой заметил своим бхикшу, что теперь они воочию видят пышность и великолепие богов, обитающих на небесах. Горожане расселись вокруг Будды, и он «вселил в них надежду и воодушевил» проповедью Дхармы. Выслушав его со всем вниманием, горожане церемонно высказали свое приглашение разделить с ними трапезу. А когда Будда заметил, что уже приглашен Амбапали, они ничуть не огорчились и со свойственным им юмором азартно защелкали пальцами, восклицая: «Ай-ай-ай! Манговая девушка обскакала нас! О-о-о! Манговая девушка перехитрила, провела нас!» В тот же день на званом обеде Амбапали подарила сангхе манговую рощу, и Будда некоторое время провел там, наставляя своих бхикшу. Как всегда, вокруг него царили суета и возбуждение. И, как всегда, главным моментом его проповеди был неизменный призыв к духовной жизни, осознанной внимательности и медитации[16].

Однако вслед за триумфальным пребыванием в Весали картина событий стала постепенно омрачаться. Покинув город, Будда со своими монахами остановился в близлежащей деревушке под названием Белувагамака. Спустя несколько дней он велел всем монахам оставить его, вернуться в Весали и расположиться там на постой — кто где сможет — на время муссонов. Возле себя он оставил лишь верного Ананду. Так в жизни Учителя наступил очередной период уединения. С этого момента он как будто намеренно избегал больших и оживленных городов, стремясь в места более тихие и спокойные — будто уже начал потихоньку покидать этот мир. После ухода бхикшу Будда серьезно заболел, но могучий самоконтроль и самообладание помогли ему подавить недуг и оправиться от болезни. Ему, как он чувствовал, еще не пришло время умереть и вступить в окончательную нирвану (паринирвану), которая должна была завершить просветление, достигнутое под деревом бодхи. Сначала следовало позаботиться о судьбе сангхи. Так что в один прекрасный день выздоровевший Будда встал с одра болезни и вышел посидеть с Анандой на пороге хижины.

Болезнь Учителя глубоко потрясла Ананду. «Я привык видеть Благословенного здоровым и бодрым», — дрожащим голосом пожаловался он Будде. Впервые Ананда осознал, что горячо любимый Учитель может умереть. «Я почувствовал, что мое тело будто одеревенело, я стал плохо видеть, и ум стал подводить меня», — продолжал Ананда. Одна лишь мысль давала ему некоторое утешение: Будда не умрет до тех пор, пока не сделает распоряжений насчет своего преемника во главе сангхи и управления ею, потому что после ухода Учителя в ордене произойдут перемены. Будда вздохнул и терпеливо спросил: «Чего сангха ждет от меня, Ананда?» И действительно — бхикшу уже узнали все то, что должен был поведать им Учитель, в Дхарме не было сокровенных фрагментов, предназначенных только для избранных — не было ничего такого, что Будда должен был бы специально передать кому-то. К тому же Будде никогда не были присущи мысли вроде «Я должен управлять сангхой» или «сангха полагается на меня». «Я уже старый человек, Ананда, мне уже восемьдесят, — продолжил он непреклонно. — Мое тело подобно старой повозке, которая держится только связанная ремнями». Единственное, в чем Будда черпал бодрость и утешение, были медитации, приближавшие его к покою и нирване. И к такой медитации должны стремиться все бхикшу и бхикшуни: «Каждый из вас должен лишь в себе находить прибежище, и ни в ком другом». Ни один буддист не должен полагаться ни на кого, кроме себя, не нуждаться в ком-то, кто вел бы за собой орден: «Дхарма и только Дхарма есть его прибежище»[17]. Как бхикшу научиться полагаться только на себя? Ответ уже известен: медитация, концентрация внимания, осознанная внимательность и строгое следование правилу отрешенности от мира. Сангха не нуждается в едином руководителе, не нуждается в том, чтобы ею управляли. Весь смысл жизни Будды заключался в том, чтобы раскрыть внутренний духовный резерв, который сделал бы такую зависимость нелепой и ненужной.

Но Ананда все еще не достиг нирваны. Он так и не освоил до конца мастерство йоги и не сумел бы обрести должную степень самодостаточности. Ананда был глубоко привязан к Учителю, и ему суждено было стать прообразом тех буддистов, которые не готовы к самостоятельному пути к нирване. Им необходимо живое воплощение Учителя, к которому они питали бы сердечную привязанность (бхакхти), черпая в ней стойкость духа и воодушевление. Через несколько дней после этого печального разговора с Буддой Ананду ожидал еще один удар — из Наланды пришли вести о смерти Шарипутры и Маудгальяяны. И снова зрелище скорби и горя Ананды вызвали у Будды мягкое осуждение. А чего же он ждал? Не в том ли самая суть Дхармы, как в осознании, что все преходяще и ничто не может длиться вечно? Разве он, Ананда, не знает, что человек обречен терять всех, кто ему дорог? Не вообразил ли Ананда, будто Шарипутра унес с собой в могилу законы и прозрения, которыми живут буддисты, или что с его уходом сангха лишилась нравственного кодекса и искусства медитаций? «Нет, Господин», — запротестовал несчастный Ананда. Просто он никак не может забыть, как великодушен и добр был с ними Шарипутра, как он поддерживал их и помогал своей неустанной проповедью Дхармы. У Ананды сердце кровью обливалось при виде чаши для подаяний и желтого одеяния Шарипутры, которые принес с собой молодой монах, известивший их об этом горе. «Ананда, — снова обратился к нему Будда, — каждый из вас должен жить, находя утешение в самих себе, находить прибежище лишь в себе и ни в ком другом; каждый из вас должен находить утешение в Дхарме, сделать своим прибежищем Дхарму и только Дхарму и ничто другое»