Брусилов - [57]

Представителем этой почтенной тройки и как бы ее докладчиком выступил генерал Артамонов. Но, судя по тому, как неловко чувствовал себя «герой Перемышля» в этой роли, как нескладно, путаясь, говорил, то и дело ссылаясь на своих товарищей, Смолич понял: Артамонов не автор предлагаемого ему проекта и даже не соучастник в деле, а всего лишь благовидная ширма. Автором, как впоследствии и оказалось, был Резанцев. До этого дня полковник не был знаком Смоличу. Константин Никанорович слыхал о нем как о наиболее влиятельном члене батюшинской комиссии, бывшем помощнике прокурора Петербургского военно-окружного суда. Его авторитет в том вопросе, который предлагался вниманию товарища министра, был очевиден.

Иван Федорович курил, предлагал собеседникам папиросы, покачивал сочувственно головой и улыбался. Улыбался Артамонову, длинно и нудно пытавшемуся изложить суть проекта. Улыбался Резанцеву, постепенно овладевавшему вниманием товарища министра. Суть проекта заключалась в следующем.

В первых числах января был изловлен и допрошен в Волочиске следователем по особо важным делам, прапорщиком Орловым, шпион, офицер австро-германского разведывательного бюро, руководимого фон Люцовом.

После долгого запирательства шпион признался, что он был послан во Львов еще в феврале прошлого года для организации агентурной сети в тылу русских армий ввиду предстоящей операции, которая имела решающее влияние на исход кампании в мае пятнадцатого года. Прорыв Юго-Западного фронта русских войск войсками Макензена был обеспечен главным образом благодаря работе агентурной сети, руководимой этим пойманным шпионом. Из дальнейших опросов выяснилось, что фамилия шпиона Рагинский, что он проживал во Львове под видом директора городского трамвая. Но самое знаменательное то, что пособниками Рагинского были агенты русской контрразведки и среди них старший агент Юго-Западного фронта капитан Рутковский.

— Об этом я узнал самолично от его высокопревосходительства Николая Иудовича, — с тяжелым вздохом пояснил Артамонов. — Представляете себе, как горестно было старцу от этакой вести! Но этого мало! По наговору Рагинского и свидетельству Рутковского было допрошено прапорщиком Орловым и разоблачено еще двенадцать агентов русской службы! Среди них прапорщик Шпрингер, состоящий членом приемочной комиссии казенных заказов в Америке, и полковник Артур Штюрмер. Последний уже повешен…

Что-то сжалось туго, как часовая пружина, в груди Смолича. Вот она, Ариаднина нить… вот он, путь к власти!

— Он что же, — произнес Константин Никанорович тихо, — не родственник ли?

Все поняли, о чем он спрашивал.

— Не могу знать, — с испуганной услужливостью прохрипел Артамонов.

— Внучатый племянник, — деловито подсказал Резанцев.

Едва прозвучал этот сухой ответ, как вся кровь бросилась в голову Смолича, мурашки побежали по телу.

Дальнейший разговор вел уже полковник Резанцев.

— Изложенные факты, возмутительные сами по себе, имеют еще одну сторону, — сказал он, — на которую мы и позволяем себе обратить внимание вашего превосходительства. Прежде всего поражает количество «двойных» агентов. Генерал Артамонов совершенно правильно полагает, что такое положение нетерпимо и говорит о том, что военная контрразведка поставлена у нас из рук вон плохо, доверена лицам случайным и не внушающим доверия. Бывший главнокомандующий фронта уже неоднократно, по словам генерала Артамонова, обращал внимание ставки на случаи подобного рода еще и в прошлом году и именно перед майским разгромом… Если бы своевременно были бы приняты соответствующие меры, как знать, может быть, русскую армию и не постигло бы несчастье…

«Зачем он мне это рассказывает?» — недоумевал Константин Никанорович.

Резанцев точно подслушал его.

— Не найдя поддержки в ставке и уже будучи отстраненным от командования, Николай Иудович, однако, не оставил мысли о реорганизации всего контрразведывательного дела. К сожалению, по занимаемому им в настоящее время положению он лишен возможности лично заняться этим делом. Исходя из этого Николай Иудович просил генерала Артамонова поговорить доверительно с вашим превосходительством и изложить вам некоторые соображения… Они могли бы явиться основой для нового положения о контрразведке, если бы вас как товарища министра внутренних дел и шефа департамента полиции и государственной охраны это могло бы заинтересовать…

Тонкие губы полковника плотно сомкнулись. Константин Никанорович жадно впился в них взглядом.

В какую-то долю секунды изощренный в административных головоломках ум Константина Никаноровича подсказал ему то, что не успел высказать Резанцев. Кем бы ни была внушена эта идея, она гениальна и бьет именно в ту точку, какая надобна сейчас вновь испеченному члену «партии». Дело тут вовсе не в оздоровлении отечественной контрразведки. Дело в том, что ее нужно прибрать к рукам. Все нити немецкого шпионажа свести к одному центру — в недра жандармских и охранных отделений… Тогда уж никакие прапорщики Орловы не свяжут руки. И «двойных» агентов не придется расстреливать — таковых не окажется.

— Да, — сказал товарищ министра бодрым голосом, — меня не мог не заинтересовать этот вопрос. Изложите, прошу вас, соображения его высокопревосходительства.