Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние - [105]
В одной из депеш Гаррис остановился на подготовке России к войне с Турцией. «Миролюбивые и смиренные ответы Порты, конечно, не произведут никакой перемены, благоприятной для турок, – писал он 18 января 1783 г., – и послужат только к усилению алчности и к возбуждению честолюбия обоих (России и Австрии – Т.Л.) императорских союзников»656. «Здесь приготовления, как военные, так и морские, усердно подвигаются», – продолжал Гаррис. Дипломат уверял, что «начальствовать великой армией» будет князь Потемкин. Именно он возглавит осаду Очакова и «вторжение» в Бессарабию. Во главе «наблюдательной армии», расположенной на границах Польши, станет Румянцев. Резервный корпус возглавит князь Репнин. Каждое из подразделений армии насчитывает от 35 до 40 тыс. человек. На западном берегу Каспийского моря расположится корпус генерала Павла Потемкина, а вблизи Кубани – корпус генерала Суворова. По информации, полученной Гаррисом, в июне из Херсона и Петербурга выйдут по 10 кораблей, которые должны будут объединиться с пятью судами, находящимися в Средиземном море. 8 или 9 кораблей, годных к службе, останутся в Кронштадте. Вместе с 50 галерами их будет достаточно, чтобы «удержать в почтении шведов». Как видно, дипломат был неплохо информирован о состоянии военных и морских сил России в преддверии войны с Турцией.
Особенно посла интересовал российский флот. В депеше госсекретарю лорду Стормонту Гаррис сообщал: «Флот выступил из Кронштадта в среду в пять часов вечера … Я послал доверенное лицо с тем, чтобы видеть все происходящее». Информатор дипломата по возвращении уверял, что «смятение и поспешность, предшествовавшая отплытию, могут только сравниться с недовольством и унынием матросов и офицеров, отправлявшихся на море». Командиры, как и их подчиненные, «весьма неохотно отправляются в экспедицию, которая не обещает им ни выгоды, ни славы». Экипаж состоит из людей неопытных. Что касается кораблей, то они хорошо оснащены и «снаружи весьма красивы», однако «постройка их стара и, не будучи довольно глубоки в воде, они не в состоянии выдержать ни сильного волнения на океане, ни хорошо направленного нападения». Завершая свое донесение, Гаррис подчеркивал, что подобные заключения были сделаны «опытным наблюдателем»657.
4 марта 1783 г. Гаррис сам посетил Кронштадт, о чем известил госсекретаря Стормонта. Он провел в Кронштадте два дня, после чего сделал следующие выводы о состоянии российского флота: «Положение флота далеко не цветущее, – писал Гаррис. – В казначействе нет денег, а суммы, назначенные для постройки новых кораблей, далеко недостаточны». Он обращал внимание на то, что кроме 500 тыс. руб., императрица увеличила ежегодный морской фонд на 12 или 16 млн руб. Его поразила «величайшая скудость в лесе», а также недостаток конопли и железа «во всех магазинах». Гаррис даже рассмотрел бревна, предназначенные для постройки «первой сотни вооруженных судов», и пришел к выводу, что «хотя они выбираются с величайшим старанием», тем не менее, оказываются негодными до употребления в дело. «Корабли, вернувшиеся в прошлом году из Средиземного моря и из Лиссабона, все без исключения, потребуют починки, а некоторые из них придется перестроить совершено заново, – продолжал свой доклад дипломат. – 10 кораблей и 4 фрегата приказано изготовить в этом году. Половина из них назначается для Леггорна, а остальные будут крейсировать в окрестностях. Я перешлю вам их имена при первой возможности, – заверял посол своего шефа. – В случае необходимости они, пожалуй, могут выставить из Балтийского моря 20 линейных кораблей, но тогда это море осталось бы совершенно без защиты»658.
Гаррис остановился также на характеристике экипажей российских судов. «У них, – подчеркивал он, – только 15 тыс. моряков, и они вовсе не заботятся о приготовлении новых; а офицеры их до того невежественны, ленивы и невнимательны, что, не будь на их службе иностранцев, они бы не могли справиться и со слабейшими из своих балтийских соседей»659.
Следует заметить, что послы нередко шифровали свои донесения в Лондон. «Размер цифрованного письма не позволяет мне дать вам более подробный отчет обо всем происшедшем», – сетовал Гаррис в донесении лорду Стормонту 17 сентября 1781 г. Разговор с прусским министром о возможности вернуться к прежней системе «дружбы и согласия» между государствами потребовал от посла обратиться к «цифирному письму» к Фоксу 31 мая 1782 г. А вот намерение императрицы в случае отказа Голландии принять условия мира с Великобританией приготовить флот к возможному вмешательству «сильным вооружением», составлявшим «весьма важную тайну», вызвало такое опасение Гарриса, что он не решился упоминать о нем «даже в цифрах»660.
Какие же разведданные передавали в Лондон послы? Помимо информации об армии и флоте, они извещали свое руководство о важных событиях, которые происходили в России, или с ее участием. Так, Гаррис обратил внимание правительства на события, связанные с завоеванием Крыма. 16 августа 1782 г. он сообщал госсекретарю лорду Грантаму: «События, которые могут быть вызваны настоящими беспорядками в Крыму, до того важны, что я поставил себе обязанностью приобрести по этому предмету всевозможные сведения». Посол добавлял, что встретил «больше затруднений, чем обыкновенно, стараясь добраться до таких известий». Гаррис подчеркивал, что «самая глубокая тайна, под опасением строжайших наказаний, предписана всякому, кто по своему положению может получить приказания по этому предмету». И в то же время сам он в этой же депеше раскрывал суть этой тайны. Речь шла о переписке Екатерины II с Иосифом II по поводу возможности оказания помощи России в подавлении выступлений крымских татар и в предстоящей войне с Турцией. Гаррис обращал внимание на то, что оба корреспондента «не обращаются за советами к своим министрам и не сообщают им принимаемых намерений»
