Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние - [103]
Заметим, что о бедственном положении российского флота в первые годы правления Екатерины писал в свое время В.О. Ключевский. Когда в 1765 году императрица произвела смотр Балтийского флота, то «любимое детище Петра Великого предстало перед ней жалким сиротой: корабли наезжали друг на друга, ломали снасти, линейные никак не могли выстроиться в линию, при стрельбе не попадали в цель. Екатерина писала, что это суда для ловли сельдей, а не военный флот, и признала, что у нас без меры много кораблей и на них людей, но нет ни флота, ни моряков»643. Как видно, свидетельства посла о российском флоте во многом совпадали с выводами известного русского ученого XIX века.
Большое внимание анализу состава армии и флота уделил Джон Макартни в своей книге о России. Он подчеркивал, что пополнение армии и флота происходит исключительно за счет коренных русских, которые, на его взгляд, при хорошей дисциплине становятся «несравненными солдатами и матросами». По своим способностям к подчинению русским нет равных в мире, однако в целом, признавал Макартни, большинство их не принадлежит к военной касте. Напротив, «они испытывают сильнейшее отвращение к военной службе, особенно морской, и волонтеры среди них редкое чудо». Российские дворяне, которые служат в армии или на флоте, редко добиваются больших успехов в своей профессии, поскольку лишены амбиций. Офицеры менее искусны, чем иностранные военные; и если порой им доведется исполнять обязанности солдата, то они «скорее действуют под угрозой наказания и необходимости подчинения, нежели воодушевленные национальным духом»644.
Макартни обращал внимание на то, что в отличие от большинства других наций, которые берегут своих подданных и стараются навербовать в свою армию как можно больше иностранцев, «русские никогда не допускают иностранцев в свои регулярные войска»: даже Ливония и Эстония не поставляют ни одного рекрута на службу. В то же время, продолжал дипломат, большинство способных офицеров на службе – иностранцы; нередко умелых генералов поставляют также завоеванные территории. Во флоте служат несколько английских офицеров, которые, подчеркивал Макартни, «понимают свое дело и видели настоящую морскую службу»645.
Согласно данным Макартни, численность российской армии в 1767 г. составляла 387 054 человека, из которых 54 796 не входили в число регулярных войск, но во время войны несли службу. Гвардия, подчинявшаяся исключительно императрице, насчитывала 11тыс. Артиллерия располагалась в различных местах, но треть орудий сосредоточена вблизи столицы. Число артиллеристов составляло 25 тыс. Существовали еще несколько полков: 6 полков кирасиров, 20 полков карабинеров, 19 полков драгунов, 8 полков гусар и 63 полка пехоты, в том числе 4 полка гренадеров. В целом их численность достигала 180 тыс. человек. В состав нерегулярных войск входили казаки, татары, калмыки, которые могли выставить 300 тыс. всадников. Регулярные же войска полностью состояли из русских (за исключением офицеров) и представляли значительную силу империи, а при необходимости их численность могла быть значительно увеличена. Впрочем, как полагал дипломат, такой необходимости не было, «поскольку вряд ли потребуется от России выставить более 180 тыс. человек в войнах с северными державами». Что же касается ее четырех соседей, таких как турки, татары, персы или китайцы, то их количество всегда будет превышать российское войско646 .
Заметим, что приведенные Макартни данные о численности российской армии в 1767 г. разнились с теми, которые давала английская исследовательница И. де Мадариага. Опираясь на сведения из российских источников647, она утверждала, что общая численность вооруженных сил в 1767 г. составляла 186 869 человек (не считая казаков), в том числе 149 303 пехотинцев и 37 566 кавалеристов. Сверх того, около 92 тыс. солдат несли гарнизонную службу. Для повышения численности армии было объявлено 2 рекрутских набора, в результате численность войск в 1768 г. увеличилась на 50 747 человек648.
Макартни не ограничивался общим описанием состояния армии и флота, но также приводил сводные таблицы о количественном их составе. Анализируя состояние российского флота, он приходил к выводу, что после Петра I российский флот пришел в упадок. «У России сейчас нет флота, за исключением Кронштадта и Ревела на Балтике», – утверждал Макартни. На Каспийском море нет ни одного военного корабля, а по договору 1739 г. для России было закрыто плавание по Азовскому и Черному морям. «В целом русский флот во всех отношениях уступает шведскому или датскому и не только в сравнении, но и сам по себе он крайне ничтожен, – заключал посол. – Со своей стороны я убедился в том, что … дюжина английских линейных кораблей могла бы справиться с морскими силами Российской империи. Но даже если при таких ресурсах, какими располагает империя и при надлежащем внимании российский флот значительно усилился бы, то и тогда он не смог представлять существенной угрозы для Великобритании»649. Собственно говоря, в этих словах об отсутствии угрозы для Британии со стороны России и крылась причина особого внимания британского дипломата к состоянию вооруженных сил Российской империи.
