Братья-оборотни - [68]

— И как, сработало? — заинтересовался Бенедикт.

— Непонятно, — пожал плечами Мелвин. — Девка исчезла, но сгорела или съебалась — хуй разберешь. Там так полыхнуло, что хер чего разглядишь. Мне показалось, она превратилась в летающую хуйню и улетела на хуй, как я с костра.

— Понятно, — сказал Бенедикт.

Неожиданно встал, подошел к Мелвину и Бонни, и уселся на бревно между ними. Повернулся к Бонни и сказал:

— Я бы на твоем месте, ведьма, бежал бы отсюда, куда глаза глядят с такой скоростью, словно за тобой черти гонятся.

— Почему? — удивилась Бонни.

— А вы там в келье разве не еблись? — удивился Бенедикт.

— Еблись, конечно, — ответила Бонни. — А что?

— Ты, возможно, заразилась от его высочества, — объяснил Бенедикт. — Ты теперь, возможно, тоже оборотень.

— Возможно, — кивнула Бонни. — И что теперь?

— Как что? Ты ему теперь опасна! Он тебя убьет при первом удобном случае!

Мелвин и Бонни одновременно рассмеялись, не сговариваясь.

— Долбоеб ты, Бенедикт, — сказал Мелвин. — Сразу видно долбоебского простолюдина, не имеющего понятия о дворянской чести. Бонни, не бойся, тебе от меня ничего не грозит.

— Я и не боюсь, — сказала Бонни. — Ты у меня не первый рыцарь, если посчитать всех, кто меня по сеновалам валяли — никаких пальцев не хватит. Короче, вашу дворянскую породу я знаю очень хорошо. Если ты кому чего должен — ты такому человеку никакого зла не причинишь, а если и причинишь, то потом покаешься и будешь молиться усердно за упокой невинно убиенной души. Так что я ничуть тебя не боюсь. Понял, Бенедикт? Вали на хуй с нашего бревна.

— Не «понял, Бенедикт», а «святой отец», — поправил Бенедикт девку. — И не «вали на хуй», а «позвольте нижайше попросить…»

— Вали на хуй! — перебил его Мелвин и гнусно заржал.

Мелвин свалил с бревна.

— В Истборне была похожая история, мне мама рассказывала, — сказала Бонни. — Вышел из леса прелестный юноша с обручем на башке, и торчал из того обруча драгоценный камень огромной величины. И был тот юноша одет в невиданные одежды, и не было на его теле ни следа никакой немощи. Только ебанут он был на всю голову, притом не в переносном смысле, а в самом прямом. Ходил по деревне, выспрашивал всякую херню, а когда его о чем-то спрашивали — отвечал невпопад, как безумец. Парни его сначала боялись, а потом поняли, что безобидный, перестали бояться и отпиздили дрынами из забора. Только ему было похуй, точь-в-точь, как ты, Мелвин, рассказывал…

— Не «ты, Мелвин», а «ваше высочество», — перебил Мелвин ведьму.

— Иди на хуй, Мелвин! — отозвалась ведьма. — А будешь пиздеть не по делу — будешь потом сам себя расколдовывать.

— Продолжай, — сказал Мелвин.

— Что значит «продолжай»? — не понял Бенедикт. — Ваше высочество прощает это оскорбление?

— Конечно, прощаю, — кивнул Мелвин. — Она же обосновала, что имеет право меня оскорблять. Только, Бонни, лучше не злоупотребляй. А то, не дай бог, выйду из себя и сначала отмудохаю тебя до смерти, а потом уже задумаюсь о последствиях.

— Это уж точно не дай бог, — сказала Бонни. — Но ты не бойся, Мелвин, я не такая дурочка. Так о чем я… Да, про того малохольного уебка из Истборна… Короче, отпиздили его местные пацаны так, что любой смертный на его месте десять раз уже помер бы, а ему все похуй. Тогда стали его острыми дрынами тыкать, как упыря, а ему все равно похуй. Позвали попа, он святой водой побрызгал, а парню по-прежнему похуй. Такие дела.

— А чем все кончилось? — спросил Бенедикт.

— А хер его знает, — ответила Бонни. — Не знаю я конца этой саги.

— Интересно, — сказал Мелвин. — А ведь та девка тогда много чего говорила. Вспомнить бы…

— А какие проблемы? — деланно удивилась Бонни. — Я знаю колдовство для пробуждения скрытой памяти. Но оно действует только по доброй воле второго участника. И еще мне нужно что-нибудь маленькое и блестящее. Можно, святой отец, ваше серебряное кольцо одолжить на четверть часа?

Бенедикт посмотрел на массивную гайку на своем пальце и сказал:

— Там же крест выгравирован!

— Этому колдовству крест не мешает, — заверила его Бонни.

— Ну, как знаешь, — сказал Бенедикт и снял кольцо с пальца.

Колдовство подействовало, крест не помешал. Мелвин вспомнил все события той ночи от явления и до исчезновения загадочной девки, но понятнее не стало.

— В речи той девки много искаженной латыни, — сказал Бенедикт, когда Бонни пробудила Мелвина от колдовского сна и они стали обсуждать вспомненное им. — Гуманоид, например, это человекоподобный.

— Человекоподобный кто? — не понял Мелвин.

— Кто угодно, — ответил Бенедикт. — Я не говорю, что понимаю смысл, я просто перевожу отдельные слова. Гуманоид — человекоподобный. Имитатор — подражатель. А планета — это одна из пяти светящихся точек на небесной сфере, не прикрепленных неподвижно, как звезды, а блуждающих…

— Хуйня какая-то получается, — перебила его Бонни. — Что за полевая работа может быть на планете? Как можно вспахивать и боронить блуждающую точку на небесной сфере? И что такое кибер?

— Не знаю, — ответил Бенедикт. — Интеллект — это разум, автономный — самостоятельный, программа — замысел.

— Рукотворный разум с самостоятельным замыслом, — сказал Мелвин. — Стало быть, та девка была не заколдованный человек, но гомунклус, сотворенный колдовством от начала до конца. Ну да, потом она то же самое повторила вульгарным наречием.