Брат-чародей (продолжение) - [5]

За залу, впрочем, по полной отыгрался подъём по винтовой лестнице; Дженева была почти готова поклясться, что число преодолённых ею ступеней и пролётов вдруг выросло несообразно. Ну не достроили же над Башней ещё одну!

Дойдя до последнего этажа, остановилась, чтобы успокоить дыхание. Огляделась в сумраке. Из-под одной из дверей выбивалась полоска света. Беззвучным шагом подошла ближе, прислушиваясь к доносившимся обрывкам не столько слов, сколько

голосов. Играющие интонации Кемеши, рваный ритм фраз Айна-Пре. Что-то обсуждают, неспешно и сосредоточенно.

Налетела волна страха – самого обычного, того, что бывает перед любым ответственным шагом – и схлынула в проём туго открывающейся двери. Перешагнув через порог, Дженева запоздало сообразила, что вошла без стука и приглашения.

Яркий свет лампы, висящей над круглым столом; четыре фигуры вокруг. Ближе всех, почти спиной к ней стоит Кемешь; справа в широких креслах сидят Кастема и почти не видимый из-за ореола света Чень. Напротив Кастемы, уперев руки в столешницу,

сутулится Айна-Пре. Все они с молчаливым удивлением смотрят на вошедшую Дженеву,

с почти одинаковым выражением лиц, одновременно вопросительным и сосредоточенным. Только в глазах Айна-Пре явно читается радость от её появления. Приободрённая Дженева машинально расплылась улыбкой ему в ответ.

– Здравствуй, Дженева. Зачем ты пришла? – скучно спросила Кемешь.

– Я пришла, чтобы стать чародеем! – выпалила Дженева и едва поймала себя на

том, чтобы не надуться, словно маленький ребёнок, которого родители отказываются брать с собой на ярмарку.

– Ты хочешь войти в Круг? – не меняя ни тона, ни позы, продолжила Кемешь.

…В памяти пронеслась ещё одна картина из всё того же летнего дня в Астагре, когда Ашаяль точно так же спокойно и требовательно выспрашивала её – действительно ли она желает присоединиться к Гражене на её пути? Сейчас, с высоты прожитых с той поры лет, упрямство старухи виделось иначе. Как это важно и как непросто разобраться в том, чего ты действительно хочешь, отмести в

сторону как всякие несерьёзные хотелось бы, так и опасные, как весенний лёд, это не я хочу, это хотят за меня.

Дженева напряглась, словно тетива лука.

Хочет ли она стать чародеем? И радостно выдохнула, услышав внутри себя уверенное эхо: да, хочет. Ой, как это было бы здорово!..

Улыбнувшись своим мыслям, Дженева дерзко встряхнула головой, от чего небрежно скрученный узел её волос вдруг рассыпался, упав пушистыми прядями на плечи, и негромко отчеканила:

– Я пришла сюда, в эту ночь полнолуния, чтобы постучаться в дверь ренийского Круга. И пусть я пока не знаю, что нужно сделать для того, чтобы эта дверь открылась мне. Но надеюсь мне это скажут. И тогда я сделаю всё, чтобы войти в неё.

– Сделаешь всё, кроме?..

Ох, чуткая Кемешь услышала мелькнувшее колебание. Дженеве действительно вдруг показалось неправильным поспешное обещание сделать всё, именно всё.

Она похолодела и через силу выдавила:

– Ну… правда всё-всё… кроме того, от чего мне потом будет стыдно. То есть совестно… То есть…

И окончательно запнулась, с отчётливой ясностью сообразив: она только что подписала себе отказ. Кто же будет серьёзно воспринимать человека, который уверенно обещает одно, а через мгновение испуганно передумывает и фактически забирает своё обещание обратно!.. Ну это же было глупо даже просто представить, что чародеи могут поставить перед ней непременным условием для вхождения в Круг что-то вроде украсть у нищего последний грош. А такое идиотское соображение и мелькнуло у неё, когда она так красиво обещалась сделать всё…

– Не бойся, ничего такого тебе не придётся, – поднялся со своего места Кастема.

– Ты уже вошла в Круг. Вот через эту самую дверь, что у тебя за спиной. Приветствую тебя, молодой чародей Дженева!

* * *

Та их зимняя тяжелая работа оставила после себя одно повторяющееся сновидение. Дженева видит себя идущей по длинной-длинной каменной кладке. В какой-то момент замечает, что взгляд прикован только к этой узкой тропинке, хочет осмотреться вокруг – и в следующее мгновение с ужасом видит, что внизу зияет туманная пропасть и что идёт она по узкому мостику, у которого даже нет перил. Как она здесь оказалась – неясно. Что впереди – не видно из-за тумана.

Ужас бросает её на четвереньки; судорожно цепляясь за выступающие части кладки, иногда почти ползком, она медленно продвигается к спасению. Потом находит силы встать на ноги, идёт быстрее и смелее. Но теперь камни рассыпаются прямо под её шагами, и ей приходится перепрыгивать через зияющие дыры. В воздухе появляются не то натянутые веревки, не то ветки; она цепляется за них, но и они начинают

предательски провисать… Вот, наконец, впереди видна твердая земля, но тут мост окончательно рушится. В последнем, невероятном усилии она отталкивается от летящих вниз камней – и в судорожном рывке достигает спасительного берега.

…Лежит, впившись всем телом в такую долгожданно твёрдую землю, и ещё до конца не верит своему спасению…

И тут, на самой высокой ноте этой неимоверной радости, вдруг как бы просыпается в том сне – и видит себя смешно лежащей в садике возле их дома, а мощёная кирпичом тропинка и есть тот самый смертельный полигон, который она сейчас с такими невозможными усилиями преодолевала. Всё вокруг мирно и обыденно, а единственная опасность – вдруг кто-то видел её ползанье и кульбиты: вот уж тогда стыда не оберёшься. На этой ноте обидного разочарования её окончательно выталкивает из всего этого дурацкого сновидения …