Бранденбургские ворота - [15]

Шрифт
Интервал

Последней очередью из ППШ Бугров срезал двоих, но третьего не успел — рослый широкий немец прыгнул в окопчик, ударил Андрея по каске коваными башмаками, оглушил…

Придя в себя после короткого нокдауна, Андрей увидел рядом перекошенную морду убийцы, его корявые пальцы подбирались к шее.

«И это — все? Ну нет!»

Нога нашла упор в стенке окопчика, он натужно перевалил тяжелого врага на бок и сразу, с поворота, остервенело ткнул кулаком под каску. Удар был хорош. Еще! Еще!

Выскочив из окопчика, Бугров увидел: прорвавшиеся немцы бегут не только по краям, но и по центру. Они прыгают через пустую траншею — в том месте, где еще недавно бил из ручного пулемета Сашка Безвинный. Его не видно, но пулемет в руках у старшины Петлая. Тот стоит под ветлой, прислонившись плечом к стволу, и лупит по убегающим немцам.

— Добивай! — бешено заорал Бугров. — Чтоб ни один не ушел!

Он бежал к старшине скачками, на ходу вытягивая из кобуры пистолет. И вдруг…

«Откуда он взялся?!»

В трех шагах возник худой небольшой немец с офицерскими погонами. Лицо белое, как из гипса. В замахнувшейся руке граната. Кольцо сдернуто.

«Ну, теперь-то все!.. Это уж точно…»

Глаза у немца были такие же белесые, как и звездочки на его погонах, в глазах безумие…

«Ну?! Все?!»

Слабая рука с гранатой опустилась к белому лицу. Фукнуло, шибануло воздухом…

Что-то острое вонзилось в плечо Андрея. Но это пустяковина! Он жив!

Сероватый прозрачный дымок улетучился. Безголовая фигура с забрызганными кровью погонами стояла, покачиваясь, и вдруг рухнула в ноги Бугрову.


Обтесали саперными лопатками глубокую воронку от вчерашнего снаряда. Застелили ее глинистое дно пахучими еловыми ветками. Одного за другим бережно уложили убитых товарищей. Их было больше, чем уцелевших.

Сверху покрыли застывшие тела трофейными плащ-палатками. Бросили по горсти земли. Стали закапывать. Легкий брезент обтянулся. Можно было угадать могучего Сашку Безвинного и низенького мансийца Ювана. В живом строю они никогда не стояли рядом…

Пошел песок вперемежку с сероватой глиной, потом сухая подзолистая землица. Сверху обложили холмик плодородной почвой с огорода и свежим нарубленным дерном. Полили травку из котелков — пусть не вянет, пусть всегда зеленеет. Всегда!

В головах поставили столбик от бывшего крестьянского крыльца, похожий на обычную воинскую пирамидку, прибили к нему дощечку. На дощечке написал Бугров чернильным карандашом фамилии, имена, даты рождения и смерти. А сверху номер полевой почты: солдатский адрес.

Трижды грохнули из карабинов в синее небо.

Шофер Чаладзе взялся чинить побитую машину, остальные пятеро пошли к заросшему пруду, оказавшемуся рядом в зарослях ольховника — помыться, перевязать раны.

Андрей захватил с собой полевую сумку немецкого офицерика, хотя не думал найти в ней что-нибудь путное. Обнаружил погнутый транспортир, поржавевший циркуль, пару красно-синих карандашей и поцарапанный компас, такой же почти, как у него самого. Но тактическая карта была у немца получше, чем у Бугрова, — посвежее и поточнее.

По такой можно без труда выбраться к своим.

А еще в сумке было последнее письмо от матери. Оказывается, покойный Альфред был единственным сыном у матери и женихом некой девушки по имени Ханне-Лоре. «Кончится война, — писала мать, — вернешься домой и женишься на Ханне-Лоре. Ее отец обещает оставить тебе нотариальную контору. И тогда заживете вы с ней in Hülle und Fülle»[18].

Бугров невесело усмехнулся: «Война для Альфреда кончилась, Hülle und Fülle не состоялось… Почему, однако, этот кандидат в нотариусы убил себя? Почему не взорвал меня — своего врага? Может быть, не мог… убить человека? Зато тот, другой, едва не придушил меня. А ведь наверняка работяга, собрат по классу — пальцы жесткие, мозолистые. Да и я его не обласкал, немецкого пролетария…»

Мимо погнали пленных. Было их сотни три. Слева и справа от колонны шагали молоденькие конвоиры в новом обмундировании, с чистыми еще погонами, в черных, словно чулочки, обмотках.

Старшина Петлай — жилистый, с волосатой грудью, с забинтованной по локоть рукой — выскочил из пруда. Ухватил чей-то автомат, висевший на суку, и, как был нагишом, помчался к колонне.

— А-а, — ревел он. — Сейчас я вам… мать вашу! Разнесу!

— Отставить! — закричал Бугров вслед. — Стой! Стой, говорю!

Петлай продолжал бежать, размахивая автоматом, как дубиной. Последним прыжком подскочил к аккуратненькому майору в очках, шагавшему впереди колонны. Немец испуганно отпрянул, защитно приподняв руку в серой замшевой перчатке. Остановилась вся колонна.

— Смотри, фриц! — Петлай повел забинтованной рукой в сторону зеленой братской могилы на берегу. — Видишь?! А?!

Майор надменно поджал тонкие губы. Такие холмики были ему знакомы. Но по какому праву этот голый абориген вопрошает его, кадрового офицера немецкого вермахта?

Заметив нехорошую улыбку, Петлай мгновенно перехватил автомат в раненую левую руку, а правой, здоровой, со свистом хлобыстнул майора в ухо. Фуражка с высокой тульей сорвалась с полысевшей макушки и полетела по параболе, а ее владелец опрокинулся на спину, высоко подкинув лакированные запыленные сапоги.


Еще от автора Леонид Леонидович Степанов
В зеркале голубого Дуная

Советский журналист, проработавший в Австрии шесть лет, правдиво и увлекательно рассказывает о самом важном и интересном в жизни этой страны. Главное внимание он уделяет Вене, играющей совершенно исключительную роль как политический, экономический и культурный центр Австрии. Читатель познакомится с бытом австрийцев, с историей и знаменитыми памятниками Вены, с ее музеями, театрами и рабочими окраинами; узнает новое о великих композиторах, артистах, общественных деятелях. Вместе с автором читатель побывает в других крупнейших городах страны — в Граце, Линце, Зальцбурге, Инсбруке, поедет на пароходе по Дунаю, увидит чудесные горы Тироля. Значительное место в книге занимают рассказы о встречах Леонида Степанова с людьми самого различного социального положения.


Рекомендуем почитать
Сердце помнит. Плевелы зла. Ключи от неба. Горький хлеб истины. Рассказы, статьи

КомпиляцияСодержание:СЕРДЦЕ ПОМНИТ (повесть)ПЛЕВЕЛЫ ЗЛА (повесть)КЛЮЧИ ОТ НЕБА (повесть)ГОРЬКИЙ ХЛЕБ ИСТИНЫ (драма)ЖИЗНЬ, А НЕ СЛУЖБА (рассказ)ЛЕНА (рассказ)ПОЛЕ ИСКАНИЙ (очерк)НАЧАЛО ОДНОГО НАЧАЛА(из творческой лаборатории)СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ:Заметки об историзмеСердце солдатаВеличие землиЛюбовь моя и боль мояРазум сновал серебряную нить, а сердце — золотуюТема избирает писателяРазмышления над письмамиЕще слово к читателямКузнецы высокого духаВ то грозное летоПеред лицом времениСамое главное.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.