Брак по-американски - [30]

Шрифт
Интервал

Тогда-то я и понял, что Селестия изменилась навсегда. На ее место пришла новая, более прямолинейная и резкая, – побочный эффект тех месяцев, когда ее выхаживала Сильвия. За полгода под крылом у тети она усвоила две вещи: как шить кукол из старых носков и определять, если к тебе подкатывает явно не тот парень.


Рой еще три или четыре раза приходил ко мне в комнату, чтобы спросить про нее:

– У тебя с ней точно ничего нет, да?

– Точно ничего, – ответил я. – Мы дружим с детства.

– Ладно, – сказал он. – Тогда дай мне вводные.

– Например?

– Если б я знал, стал бы я тебя спрашивать?

Разумеется, я мог бы раскрыть ему пару секретов. Но я не хотел, чтобы Рой сразу узнал ее как облупленную. Он был клевый парень и нравился мне еще тогда. Мы даже чуть было не стали братьями. Пункт первый условий, которые мне выставил отец, согласившись оплатить колледж, гласил, что я должен вступить в братство – он считал, что только его первенец достоин продолжать традицию. Там на «вводном собрании» я и встретил Роя. В своей семье он во всем был первым поколением и мало что мог написать на карточках. Остальные скрипели ручками, выводя свою подноготную, а я сидел рядом с ним и увидел, как у него на лице расцвели пятнышки паники. Когда братья подошли собирать карточки, он отдал свою, по-прежнему белую как снег. «Мне показалось, что эти вопросы ничего вам обо мне не расскажут», – он не грубил специально, когда произносил это, но что-то там все же слышалось. Старший Брат фыркнул и сказал: «Придурок, заполняй давай». И все же тогда Рой одержал небольшую победу. Он заглянул в мою карточку, где я печатными буквами вывел всю родословную своего отца.

– Да, у тебя это в крови.

Я помахал бумажкой и сказал:

– Спроси лучше, сколько раз я их видел за последние десять лет.

– Но они все равно тебе родня, – пожал плечами Рой.

Я отдал свою карточку и снова сел рядом с ним. Началась какая-то ерунда. Подробно объяснять не буду, секреты есть секреты, просто скажу, что ритуальные одежды там были, но куриц (или другую живность) никто в жертву не приносил.

– Может, свалим отсюда? – Рой толкнул меня локтем, прощупывая почву.

Когда я вспоминаю об этом, я жалею, что мы тогда не направились к двери и не ушли, сохранив достоинство. Что было дальше. Короткий вариант: нас не взяли. Чуть более подробный вариант: нас лупили три недели подряд и все равно не взяли. Суперсекретный вариант: когда нас не взяли, я в глубине души был рад, а Рой вытирал края глаз рукавом.

Мы с ним были приятелями, если не друзьями, но я не собирался преподносить ему Селестию на блюдечке. Иви меня не этому учила. Они вновь нашли друга только через три или четыре года, встретились, когда время пришло. Был ли Рой парнем, за которого хочется выдать замуж сестру? По правде говоря, тебе вообще не хочется выдавать замуж сестру. Но они были хорошей парой, Селестия и Рой. Он заботился о ней, и, насколько я знаю, обещая любить «и в горе, и в радости», он говорил искренне. Даже Иви он понравился настолько, что на их свадьбе она играла на пианино. У них очень жизнеутверждающая история – парень гонялся за девушкой, и в конце концов она его поймала. На свадьбе я сидел за столом молодоженов и желал им только лучшего. Когда я поднял бокал за их счастье, я говорил от всего сердца. Тот, кто скажет обратное, просто лжец.

Все это правда. Но жизнь идет. Приходят проблемы, и удача приходит тоже. Я не хочу сказать, что полагаюсь только на волю судьбы, но как я могу извиняться за те почти три года, что мы с Селестией прожили вместе как супруги? Кроме того, если бы я захотел извиниться, у кого мне просить прощения? Пойти к Рою сдаваться с поличным и каяться? Может быть, он и посчитал бы это уместным, но Селестия ведь не кошелек и даже не чужая идея, которую можно просто украсть. Она живое, дышащее, прекрасное создание. Конечно, в этой истории есть не только мы с ней, но одно ясно наверняка: я люблю ее, а она любит меня. С мыслей о ней начинается каждое мое утро, и неважно, просыпаюсь ли я рядом с ней или один в своей жалкой кровати.

В детстве бабушка говорила мне: «Пути Господни неисповедимы» или «Он не всегда приходит, когда тебе хочется, но Он всегда действует вовремя». А Иви говорила: «Бог поступит с тобой так, как Он посчитает нужным». Тут бабушка обычно шипела на маму и напоминала ей, что если тебя бросил муж, это еще не самое худшее, что может случиться. На что Иви обычно говорила: «Но это худшее, что случалось со мной». Она повторяла это так часто, что слегла с волчанкой. «Бог хотел, чтобы я ощутила настоящие страдания», – сказала она тогда. Мне все эти разговоры о Боге не нравились, будто Он сидел на небе и играл нами. Я предпочитал гимны о ласке и принятии, которые пела бабушка. Когда в детстве рассказал об этом Иви, она сказала: «Придется жить с тем Богом, какой у тебя есть».

А еще приходится жить с той любовью, которая у тебя есть, и со всеми осложнениями, которые за нее цепляются, как жестяные банки, привязанные к машине новобрачных. Мы не забыли Роя. И я, и Селестия каждый месяц посылали ему деньги, но это все равно что посылать эфиопскому сироте тридцать пять центов в день – и что-то, и ничего одновременно. Но он все равно был неотлучно с нами, мерцающим призраком в углу спальни.


Рекомендуем почитать
Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Маска (без лица)

Маска «Без лица», — видеофильм.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.


Бал безумцев

Действие романа происходит в Париже конца XIX века, когда обычным делом было отправлять непокорных женщин в психиатрические клиники. Каждый год знаменитый невролог Жан-Мартен Шарко устраивает в больнице Сальпетриер странный костюмированный бал с участием своих пациенток. Посмотреть на это зрелище стекается весь парижский бомонд. На этом страшном и диком торжестве пересекаются судьбы женщин: старой проститутки Терезы, маленькой жертвы насилия Луизы, Женевьевы и беседующей с душами умерших Эжени Клери. Чем для них закончится этот Бал безумцев?


Человеческие поступки

В разгар студенческих волнений в Кванджу жестоко убит мальчик по имени Тонхо. Воспоминания об этом трагическом эпизоде красной нитью проходят сквозь череду взаимосвязанных глав, где жертвы и их родственники сталкиваются с подавлением, отрицанием и отголосками той резни. Лучший друг Тонхо, разделивший его участь; редактор, борющийся с цензурой; заключенный и работник фабрики, каждый из которых страдает от травматических воспоминаний; убитая горем мать Тонхо. Их голосами, полными скорби и надежды, рассказывается история о человечности в жестокие времена. Удостоенный множества наград и вызывающий споры бестселлер «Человеческие поступки» – это детальный слепок исторического события, последствия которого ощущаются и по сей день; история, от персонажа к персонажу отмеченная суровой печатью угнетения и необыкновенной поэзией человечности.