BrainStorm: Ты не один. От песочницы до стадиона - [17]

Я помню момент, когда Мэджик мне позвонил и сказал, что Муминьш погиб. Из меня прямо вырвалось: «Мэджик, не пи*ди!» Я вообще редко ругаюсь, и понимал, что такими вещами не шутят, но это была защитная реакция. В тот миг я осознал – всё, друг пропал. Первая мысль была о том, как же ему было больно и страшно, как это всё нелепо, несправедливо, рано. Потом я подумал про его родителей – какой это ужас, терять своего ребёнка…

Помню, как лет в 16 мы все зависали на квартире Муминьша: он первым из нас стал жить отдельно, а его мама работала в кулинарии и каждое утро приносила нам всем какую-то еду: «Гундаринш, ребятки, вот, покушайте!» И тут я задумался о нашей группе, об этом живом организме, сможет ли он выжить после такого ранения.

Муминьш и я учились на одном курсе в Сельскохозяйственном университете, и поскольку он ещё раз в пять стеснительней меня, я помню, как на экзамене он не мог сказать ни слова – пил воду, наливал, проливал, потел, краснел, мычал – хотя очень хорошо был готов и всё знал! Просто такой человек, сложно ему было общаться.

Его смерть научила меня быть внимательней к близким. Мы ведь замечали, что с человеком непорядок, но всегда сложно найти эту грань, где вмешаться, а где нет. Да, ему нельзя было управлять автомобилем, и, конечно, мы могли бы силой вытащить его из машины, когда видели, что он садится за руль – но, с другой стороны, это дикость, он взрослый человек. У меня нет правильного ответа. Я допускаю, что это могло быть самоубийство, но я бы не хотел, чтобы это было так.

Одна из наших первых съемок с Антоном Корбайном в Риге. Мы поехали кататься на картинг, и Антон придумал сделать такую фотографию в шлемах

Судя по панамке Муминьша, мы едем из Польши, куда часто приезжали для участия в разных эфирах, концертах и съёмках. Дорога весёлая, всё у нас хорошо;)

Это начало BrainStorm, у Мэджика футболка с обложкой нашего первого альбома «Vairāk nekā skaļi». Кажется, это наше выступление на корабле, который плыл по маршруту Рига-Швеция. 1992–1993 г.

Юрмала. Утро. Я после пробежки. У Алдиса в руках конверт. Полная готовность двинуться дальше на следующий концерт

Через пять дней наш первый стадионный концертов Риге (стадион Skonto) в рамках тура «Day before tomorrow», 2003 года

Ренарс Кауперс:

В 33 года я переживал очень трудный период своей жизни. Была изнурительная запись альбома «Шаг», затем тур по Сибири на автобусе – мы тогда ещё не могли позволить себе самолёт. В сутках было всего несколько часов света, остальное – темнота, холод и монотонность. Я загнал себя, перешёл какую-то грань, и организм просто стал отключаться от реальности. Мне было трудно читать, буквы прыгали перед глазами, телевизор казался невыносимо ярким, я не мог удержать взгляд на одном предмете. Внутри росла беспрерывная тревога, я каждое утро с ней просыпался и не мог понять, отчего она. Позже я узнал, что такое состояние называется вегето-сосудистая дистония. При этом со стороны это почти незаметно – я говорил потом с женой, она сказала, что я не сильно изменился в то время. Но чувствовал я себя ужасно, и когда пытался с кем-то поделиться, слышал в ответ: «Да что такое, всё нормально с тобой! Руки-ноги на месте, температуры нет, не выдумывай!» А мне казалось, что жизнь кончилась, никто мне не поможет.

Мне повезло, что рядом был Каспарс. Он сам прошел через подобное состояние, поэтому сразу почувствовал, что со мной происходит. Каспарс нашёл очень хорошего доктора в Юрмале, который ставит иголочки в правильные точки на ушах, а научился он этому в концлагере, китайцы ему показали принцип с помощью рыбьих косточек. Очень был славный доктор, бытовой психолог, его сама жизнь научила. Ты приезжаешь к нему со своей проблемой, говоришь: «Доктор, выручайте, я в большой тревоге!» А он тебе начинает рассказывать, как он в тридцатые годы часы на цепочке чистил. Ты слушаешь и думаешь: «Ну, доктор, камон, а как же я и моя тревога?» А потом вдруг понимаешь, что это он тебя так уводит – ты заслушиваешься и успокаиваешься. Долгое время мы с Каспарсом ему звонили перед концертами, он настраивался на нас, и, можно верить или нет, но за пять минут уходил огромный стресс перед концертом. Может быть, это эффект плацебо, но я Каспарса спрашиваю: «У тебя тоже так, да? Не могу поверить!»

В тот момент мне нужна была дополнительная опора, и я пришёл к вере. Моя семья не была религиозной, только бабушка была очень верующей, и я хорошо помню её уголок с иконами над кроватью, чётки и как она приносила мне гостию из католического храма. А тут мне в руки попала книга «Первые шаги в медитации христианства», и я был очень удивлён – оказывается, и правда отцы уходили из роскошных храмов в пустыни искать истину. В какой-то момент, читая эту книжку, я почувствовал, что хочу креститься. Я пошёл с этим чувством к священнику, он сказал: «Раз так, следуй ему». Три месяца я ходил на подготовительные курсы, изучал Библию, а потом меня крестили. Так я стал лютеранским христианином, десять лет очень активно молился, посещал храмы, читал религиозную литературу. Но вот уже год как я очень редко хожу в церковь. Только иногда в России захожу в православные храмы, ставлю свечки.