Божиею милостию, Мы, Императрица... - [14]

   чёрные добровольческие блузы, рукава которых украшены широ­кими серебрянными шевронами главных старшин Добровольной охраны.

   Вошедшие по-хозяйски заняли места за столом, разложив перед

   собой какие-то документы.

   - Снимите с него этот дурацкий колпак, - скомандовал, не скрывая раздражения, восседавший посредине председательствующий.

   Дружинник осторожно снял колпак с головы арестанта, и все при­сутствующие смогли увидеть бледное матовое лицо, немного помя­тое, украшенное рыжеватыми усами и бородой-эспаньолкой.

   Арестант, мужчина примерно сорока лет, на мгновение зажмурил глаза, отвыкшие от яркого света, но довольно быстро справился с со­бой, вперев свой пронзительный взгляд в сидящих за столом. Серые глаза, не выражающие страха, выдавали в нём человека весьма и весьма самоуверенного, больше привыкшего повелевать, чем подчи­няться.

   - Подсудимый, встаньте! - голос председательствующего прозвучал особенно резко, как удар бича.

   Арестант медленно поднялся со скамьи, посмотрел по сторонам,

   после чего ответил:

   - Подсудимый? Позвольте же узнать, милостивые государи, кто и

   по какому праву смеет судить меня! Уже который день я слышу подле себя русскую речь, но никто не пожелал даже пояснить, на каком ос­новании меня лишили свободы и куда меня привезли! Что здесь за маскарад?

   Голос его звучал особенно торжественно-саркастически, что свой­ственно лишь лицам, привыкшим к публичным выступлениям и дис­куссиям.

   - Господин Плеханов! Вы находитесь перед Верховной коллегией "Священной дружины", которая уполномочена Советом первых старшин вершить суд от имени Ея Величества! - ответил председа­тельствующий.

   - Ах, вот оно что, а я то думал, что попал в паршивую опперетку, господа! Или в логово Синей Бороды! - Плеханов не смог удер­жаться от смеха. - Я давно не был в России, но я даже представить себе не мог, что всё так плохо! Значит, вы и есть те самые "игнатьев­ские опричники", которыми ныне пугают детей? Тогда вам, господа, не хватает чёрных масок, чтобы скрыть свои лица!

   - Вы совершенно зря смеётесь, подсудимый! Видимо, столь долгое

   отсутствие в России и весьма неудобное путешествие в грузовом трюме оказывают дурное влияние на Вашу способность здравомыслия, господин Плеханов!

   Твёрдый спокойный тон председательствующего сумел внушить

   подсудимому какую-то долю сомнений в происходящем, но природная

   амбициозность и звание "первого русского марксиста" взяли верх. Георгий Валентинович, проживший вне России уже 16 лет, не мог до конца поверить, что его, человека, известного всей просвещённой Ев­ропе, вот так просто могут судить какие-то самозванцы.

   - Да это просто какая-то фантасмагория, а не суд! - воскликнул он. - Вы хотите меня убедить, что всё это именуется судом? Я не знаю, где я нахожусь, я не знаю никого из вас, господа. Ежели вам угодно предать меня суду, извольте передать меня в руки властей, полиции, жандармам, хоть чёрту с дьяволом! Но я категорически отказываюсь принимать участие в этом маскараде! Неужто вы возомнили себя но­вым "фемическим судом", господа? Чёрт возьми, в конце девятнадца­-

   того века вы пытаесь играть в средневековые игры!

   Судьи молча переглянулись, но не стали перебивать Плеханова,

   предоставив ему возможность выговориться.

   - Свод законов Российской Империи, если мне не изменяет память,

   не предусматривает каких-либо тайных судилищ! - патетически за­явил подсудимый. - Вас просто не существует, господа! Вы - ноль! Вы - "зеро", господа! И в вашей паршивой опперетке я не собираюсь принимать участия!

   Буквально выкрикнув последнюю яростную фразу, Плеханов грузно опустился на скамью, и отвёл взгляд в сторону, показывая, что судей не замечает и общаться далее с ними не намерен.

   - Встать, сволочь! - стальной голос председательствующего был

   сигналом для дружинников, которые мгновенно подняли Плеханова

   под руки.

   - Я убедительно прошу не повторять свои ошибки, господин Пле­ханов! Суд состоится, вне зависимости от Вашего желания. И приго­вор будет вынесен, ибо на это существует Высочайшее повеление!

   - И вы решитесь на такое беззаконие, господа? - удивлённо спросил Георгий Валентинович. - И кто дал вам право оскорблять меня? Даже полиция и жандармы не смели меня оскорбить ни словом, ни дей­ствием при аресте! Неужто вы думаете, что я всё это оставлю без по­следствий? Да, мне известно, что граф Игнатьев заткнул рот свободной прессе в России, но есть ещё газеты Европы и Америки, которые обя­зательно расскажут, до чего же докатилась российская власть, если она допускает такие незаконные расправы! И неужели вы думаете, что британское правительство оставит без последствий факт моего похищения в Лондоне, где я был делегатом конгресса Второго Интер­национала? Нет, вы просто не представляете, скандал какого масштаба возникнет, и как жалко будут выглядеть русские дипломаты, когда их вызовут на King Charles Street, чтобы дать хороший нагоняй!

   Сидевший по левую руку от председательствующего судья недобро усмехнулся и ответил:

   - Вероятно, Вы не понимаете всей серьёзности ситуации, господин Плеханов! Вы купили себе билет в один конец, а потому не будет ни возмущённых статеек в берлинских или парижских газетах, и, тем паче, не будет протестов британской дипломатии. Русский эмигрант Плеханов просто бесследно исчез в Лондоне, и никто не знает, что случилось с этим беднягой. Потому оставьте всякую надежду... Да, из Швейцарии Вас было тяжело достать, но в Лондоне всё прошло просто велико­лепно. Совсем немного хлороформа, лихой извозчик, домчав­ший в порт, и невзрачный пароход, в трюме которого Вас и доставили в Пе­тербург.