Божественный лик Византии - [269]

.

Император узнал о позиции патриарха, как говорится, «по факту», когда подготовка к свадебным торжествам была в самом разгаре. Поскольку Сербская церковь зависела от Константинопольской кафедры, отказ столичного патриарха признать брак каноничным фактически означал разрыв мирного договора с Сербским королем, а это грозило Византии продолжением войны без какихлибо шансов на успех.

1 февраля 1300 г. василевс спешно отправился в обитель к патриарху, который встретил императора в окружении епископов и монахов. Император обстоятельно и терпеливо объяснял, что замужество дочери обусловлено политическими мотивами и не противоречит православным канонам и обычаям. В конце концов доводы Андроника II показались убедительными всем присутствующим, и Иоанн нехотя принял их. Попутно василевс аккуратно напомнил столичному архиерею, что между сферами государственного и церковного управления существует очевидное различие. Намек был слишком прозрачен, чтобы не понять его: патриарх беззастенчиво вторгся в область политики, за которую перед Богом и народом отвечает царь[1500].

Попрежнему патриарх играл важнейшую роль в легитимации того или иного кандидата на царство. И иногда даже претендовал на большее, чем того требовали реальные обстоятельства места и времени. Когда император Андроник III скончался и со всей очевидностью встал вопрос о преемнике престола при 9‑летнем наследнике Иоанне V и царице Анне Савойской, свои претензии озвучил патриарх Иоанн XIV Калека. Нисколько не смущаясь, он предложил собственную кандидатуру в качестве наместника, управляющего государственными делами. Такую позицию Калека обосновывал давним письмом покойного василевса, написанным им при иных обстоятельствах, где тот, отправляясь в поход, просил архиерея позаботиться о детях и супруге в случае гибели на поле боя. Размахивая этим документом, патриарх заявил, что как душа соединена с телом, так и Церковь – с государством, «ведь оба имеют один состав и одну жизнь». «Так что я, – продолжал Калека, – вместе с императрицей возьму на себя бремя государственных дел; я же позабочусь и о безопасности юного императора»[1501].

Нет никаких сомнений в том, что столичный архиерей добивался регентства не из идиллических соображений. Честолюбивый Иоанн Калека уже носил пурпурные туфли – знак императорского достоинства, подписывал послания пурпурными чернилами и носил тиару, украшенную шелком и золотом – также прерогативы василевса. Разумеется, в случае победы Калеки Анне Савойской отводилась номинальная роль. А все нити власти должны были сосредоточиться в руках самого патриарха.

Венчав Михаила VIII на царство, как соправителя юного Ласкариса, Арсений Авториан тут же оговорился в присутствии синклита и народа, что Палеолог обладает царской властью только на время, до совершеннолетия Иоанна IV – чрезвычайно важное уточнение[1502].

Нет сомнения, что именно поддержка патриархом Исаем Андроника III в значительной степени предопределила его победу в противоборстве с дедом – императором Андроником II. Отказав «старому» царю в требовании не поминать внука на Литургии, патриарх тем самым подтвердил права молодого василевса на царство[1503].

И во внешних сношениях патриархи все чаще чувствовали себя самостоятельными лицами. В ходе подготовки униальных переговоров патриарший двор начал вести самостоятельную переписку с понтификом[1504]. Иосиф II подписал свое поручение византийским послам в Базель, и это случилось почти на месяц раньше императора. В 1435 г. вновь патриаршее послание папе Евгению IV появилось на свет за полмесяца до почти идентичного ему императорского письма. В этом случае текст, созданный в канцелярии патриарха, был затем воспринят императором. Правда, с 1436 г. патриаршие и императорские послания на Запад начали совпадать по тексту и по дате.

III. Цари

Нельзя сказать, что все без исключения императоры поздней Византии являли собой эпические образы – встречались и слабые, и откровенно несчастные фигуры. Михаил IX, сын и соправитель Андроника II, рано ушедший из жизни, человек огромного личного мужества и аристократ духа, фатально терпел военные поражения, как только ему приходилось командовать армией. Самому Андронику II пришлось пережить унижение бессилия, беспомощно глядя, как банда каталонских наемников терроризирует страну и создает собственное государство в Афинах и Фивах[1505]. Не более его был удачлив Иоанн V, все детство которого пришлось на лихолетье Гражданской войны, а остальные годы на борьбу за трон со многими претендентами, включая собственных детей. Более того, с ним связаны две беспрецедентные по своему трагизму истории.

В 1365 г. Болгарский царь Иоанн Шишман пригласил императора к себе для переговоров. Но по прибытии василевса арестовал его и бросил в темницу как пленника[1506]. Благодаря помощи своего двоюродного брата графа Амадея Савойского (1343—1383) Иоанн V в скором времени смог освободиться. Но впереди его ждали еще более тяжелые испытания.

В октябре 1369 г., находясь в Риме, царь получил послание Венецианского дожа Андреа Контарини (1368—1382), напомнившего ему о драгоценных камнях царской диадемы, заложенных императрицей Анной Савойской в 1343 г. за 30 тыс. дукатов. И когда царь, возвращаясь в Константинополь, в начале мая 1370 г. прибыл в Венецию, от него потребовали вернуть кредит. Не получив удовлетворения, венецианцы без долгих слов арестовали Римского царя как обычного должника. В силу безвыходности ситуации император согласился уступить остров Тендос в качестве погашения долга.