Божественный лик Византии - [259]
«Авиньонское пленение» Римских пап, конечно, не прибавило авторитета власти Апостольской кафедры. Но следует помнить, что переезд понтифика из Рима в Авиньон был предложен Французским королем Филиппом IV Красивым (1285—1314) в том числе и потому, что папа Климент V (1305—1314) без восторга был воспринят жителями Рима. Опасения, что апостолика в Вечном городе ждет смерть, казались небезосновательными, и в 1309 г. первосвященник и все 28 кардиналов перебрались в Авиньон, что на границе Франции. Конечно, эта история не может быть зачислена в актив папства, но следует помнить, что никаких иных способов поддержать Римского епископа и сохранить ему жизнь просто не оставалось[1454].
Но, пожалуй, самая серьезная опасность для тогда еще единой Западной церкви возникла в конце XIV века. Несколько пап и, как следствие, антипап боролись за власть, Парижский университет настаивал на восстановлении соборной практики и уменьшении папских прерогатив, а многие блистательные публицисты и философы утверждали, что папа не является викарием Христа. И вновь в роли спасителя папства Римокатолической церкви выступил Германский император Сигизмунд (1410—1437), которого активно поддержали короли Франции, Кастилии и Наварры. Вместе они требовали прекратить практику «многопапства» и восстановить нормальное управление епархиями[1455].
По инициативе монархов был созван Собор в Пизе (1409 г.), затем в Констанце (1414—1418 гг.), а потом и в Базеле (1431—1437 гг.). Смерть Сигизмунда резко ослабила позиции конциляризма – нового учения, имевшего своей целью реформацию папства, и предоставила Риму прекрасную возможность восстановить свои позиции.
Увы, Римская курия радовалась недолго. И вскоре, к несчастью для самой же Западной церкви, симония, распущенность, продажность священства достигли такой степени, что Баварский герцог Альберт V (1550—1579) с прискорбием констатировал: во всей Баварии – наиболее благочестивой из всех католических государств – удалось обнаружить всего четырех (!) клириков, не живущих открыто со своими конкубинками (сожительницами)[1456]. Что удивительного в том, что слова Лютера и Кальвина легли на благодарную почву?
Необходимо было срочно созывать Собор для того, чтобы предать анафеме наиболее грязные явления из жизни клира, а, кроме того, четко сформулировать догматическое вероучение и уточнить каноническую практику. Для этих целей по инициативе Германского императора Карла V был созван величественный и грандиозный Триентский собор 1545—1563 гг. Интересно, что реакция самих Римских пап и курии на этот Собор была далеко не однозначной и постоянно менялась. Лишь героическими усилиями Карла V Собор был, наконец, созван и после длительных и многочисленных мытарств завершен.
Замечательно, что император и его племянник Испанский король Филипп II (1556—1598) вовсе не собирались ограничивать себя ролью организаторов Собора. Напротив, император настоятельно требовал от Римской курии и апостолика конкретных перемен, вполне допустимых и, более того, имевших прецеденты в отношении грековуниатов. Речь шла о допущении мирян к Чаше под двумя видами, отмене целибата (согласимся, сугубо догматические и канонические предметы), запрете епископам находиться вне своих епископий и иных мерах, направленных на восстановление благочестия. Испанский король, слывший редкостным по ревности католиком, требовал от папы иного: недопущения вообще никаких перемен в пользу реформаторов, но четкое формулирование католического вероучения. Наибольших перемен ожидал Французский монарх Франциск II, угрожавший вообще созвать национальное собрание Галликанской церкви в пику Риму.
Даже рьяный католик Португальский король Жуан III Благочестивый (1521—1557) направил в Рим ряд требований. Король желал уменьшения числа кардиналов, уничтожения резервации (право папы распоряжаться вакантными бенефициями) и экспектативы (права духовного лица на получение бенефиций), прекращения практики хиротонии в епископы лиц в качестве награды за прежние услуги курии без какихлибо намерений данного лица служить в качестве архипастыря, резкого уменьшения числа интердиктов и отлучений[1457].
Нет никаких сомнений в том, что если бы курия и послушные ей итальянские епископы были более внимательны и уважительны к требованиям и просьбам Французского и Германского королей, борьба с лютеранством оказалась бы несопоставимо эффективней. Но, используя колоссальный опыт аппарата Римской курии, папа сумел погасить излишнюю, как ему казалось, инициативу императора и королей. Примечательно, что, отказывая монархам в удовлетворении их требований, понтифик ни разу не рискнул сослаться на отсутствие канонических оснований их деятельности. Он прекрасно понимал, что, как и на Востоке, на Западе отсутствовали конкретные нормы канонического права, регулирующие их церковные полномочия. Однако за спиной государей стоял канонический обычай, имеющий ничуть не меньшую силу, чем писаный канон.
Окончание Собора и его рецепция демонстрируют еще один пример на тему наличия у королей известного права принимать или нет догматические и канонические определения. Недовольный фактом отказа в его просьбах, Филипп II только через год после подписания соборных актов апостоликом издал их в Испании. И то с оговоркой, что новые догматы и каноны применяются лишь в тех объемах, которые не смогут нарушить старые права и прерогативы Испанской церкви и самого монарха
