Божественный лик Византии - [228]

.

Настоящая публикация – не место для богословского и исторического обоснования этих притязаний, тем более что такие попытки в специальной литературе (и небезуспешные) уже состоялись. Но хотелось бы обратить внимание на одно немаловажное обстоятельство. Претендуя на столь высокий статус, император искал не только и не столько прав как священнослужитель, сколько принимал на себя соответствующие обязанности перед Церковью. Надо полагать, царь обладал полным объемом знаний о том, каким должен быть епископ как личность. И отдавал себе отчет в том, что такое глава Церкви и какую ответственность перед Богом принимает на себя тот, кто претендует на это место.

Тринадцатый век едва ли может быть признан блестящим для Империи. Хотя после 60 лет нахождения под властью латинян Константинополь был освобожден горсткой греков и император триумфально вошел в столицу, внешнеполитическое, экономическое и военное положение Византии было крайне тяжелым. Окруженный многочисленными врагами, Михаил VIII Палеолог (1261—1282) как деятельный и энергичный государь весьма успешно использовал тот единственный шанс, который предоставило ему время. В течение 20 лет (!) при восьми папах он сумел нейтрализовать все претензии Запада на территорию Империи и сам царский престол, которых было немало.

Так, уже непосредственно после освобождения Константинополя, папа Урбан IV` (1261—1264) повелевает всему Западу собрать новый Крестовый поход против Византии. Он требует от ордена францисканцев примкнуть к этому походу, отлучает от Церкви единственных союзников греков – генуэзцев, разрешает Вильгельма Ахайского от клятвы не воевать с Палеологом, поддерживает претензии на византийский престол у Болгарского царя и Эпирского деспота Михаила. По мнению авторитетных историков, только изумительная ловкость Михаила Палеолога помешала созданию коалиции всего Запада против Византии и предотвратила гибель Империи[1305].

В этой связи попытки Михаила Палеолога завязать унию с Римом диктовались не какимито тщеславными мотивами подчинить себе священство, но исключительно желанием спасти государство и Церковь, пожертвовать малым для большего выигрыша. Согласимся, донельзя стандартный прием в политической деятельности. И благодаря тонкой и выверенной политике царя Византия с честью прошла эти испытания. Обезоруживая пап намеками на возможную унию, Михаил не только нейтрализовал все козни западных правителей, но и успешно отобрал у них ранее завоеванные крестоносцами греческие области и города, попутно успешно борясь с мусульманами, тревожащими восточные территории.

Уже под конец жизни, будучи анафематствованным папой за отказ от выполнения ранее взятых на себя договорных обязательств, он одерживает блистательную победу над последним могущественным врагом – Сицилийским королем Карлом Анжуйским (1262—1282). Безусловно, встретившись с сопротивлением по поводу унии среди своего ближайшего окружения, император прибег к естественному оружию всякой политической власти – уголовному преследованию, причем пострадали не только представители клира, но и ближайшие родственники самого царя.

«Легко было, – справедливо писал известный исследователь А. Катанский (1836—1919), – его сыну и преемнику Андронику быть более нравственным после того, что сделал для безопасности Империи со стороны Запада его отец»[1306].

Аналогичный мотив – спасение гибнущей Империи был присущ и другим императорам, склонявшимся к унии с Римом: св. Мануилу II (1391—1425) и Иоанну VIII (1425—1448) Палеологам. В конце XIV – начале XV в. Империя переживала самые трагичные (и уже последние) дни за свою тысячелетнюю историю. Падение Константинополя для всех считалось делом решенным, и Византия видела картины неслыханного позора. Сам св. Мануил, еще юношей, находился при дворе султана Баязета (1389—1402) едва ли не в качестве заложника и неоднократно подвергался угрозе убийства. Под влиянием сильнейшей турецкой угрозы, и первый и второй цари совершили длительные поездки на Запад, пытаясь заручиться помощью папы и европейских государей. Но, за незначительными исключениями, помощь не поступала. Вместе с тем, непременным условием союзнической помощи Римские первосвященники выставляли унию с Католической церковью.

Отношение населения к этим царям хорошо характеризуют обстоятельства смерти царя Мануила II. Когда в 1425 г. престарелый и разбитый параличом император умер, огромная толпа его бывших подданных с чувством глубокой печали провожала своего государя в последний путь. По словам историков, такого стечения людей не было ни при одном его предшественнике[1307]. Гибнущая Империя пришла проститься с императором, все величие которого, беспримерный подвиг на благо отечества, безразличие к смерти и опасности некоторые потомки обозначили одним презрительным словом «униат».

По счастью, «необходимость», родившаяся в течение нескольких десятилетий XX в., следовать в науке избитым штампам, вызванным идеологическими мотивами, уже давно прошла. И сегодня нам предоставляется возможность не только открыть для себя блистательные страницы истории православной цивилизации, но и отдать дань почтения и признательности тем, кто стоял у ее основания, кто творил удивительную гармонию симфонического единства Церкви и Империи.