Босая в зеркале. Помилуйте посмертно! - [82]

Мой гончий сосед Рамиз Манафов дал мне книжечку «Виктимологические аспекты профилактики преступлений» Вениамина Полубинского. Виктимология — это наука о жертвах, об Алисе Васильчук… А прощальные стихи поэтов памяти Владимира Высоцкого унес Рамиз, после отпуска вышлю тебе книжною бандеролью.

От твоей матери получила телеграфом сто рублей на дорогу, также телеграмму: «Очень ждем Алтан Гэрэл. Я всегда дома».

Как я завидую всем, у кого есть родная мать — святыня всех святынь! Я бы носила на руках свою маму, купила бы ей оренбургский пуховый платок и сдувала бы с матери каждую пылинку…

Теперь пиши мне домой…

20 сентября 1980 года. До свиданья!

Алтан Гэрэл

Письмо 41

Здравствуй, северное сияние!

Ох, и тяжело было добираться мне до Архангельской Слободы, дважды пришлось ночевать на скамейках: сперва самолет проклятый задержался во Внуково на двенадцать часов! Погода прекрасная, а он не летит в Херсон, пассажиры гадают о причинах застревания, говорили, что нет горючего, может, кто бензин весь пропил? Ночевала в аэропорту из-за полной неизвестности вылета, затем опять на скамейке автостанции в Старой Каховке и только утренним автобусом добралась до вас, автобус подвез меня измученную к улице Урицкого, показали ваш дом — тащусь с огромным чемоданом на немыслимо высоких каблуках, купила самые шикарные югославские туфли, коричневые, за 55 рублей, к этому отпуску, они ноги жмут, а тут ваша Боська бросилась на меня с цепи, залилась диким лаем, я испугалась, но никто не выходит из дома, а она бегает от конуры до самой двери хаты, так засадили кандалы, чтобы скользили по проволоке. Я и не знала, как ее зовут-то, села на чемодан, разглядываю — белая собачка с черными ушами, такая симпатичная, может, и не кусается, просто лает, пугает воров?

— Белая собачка с черными ушами, какая славная ты, только не кусни меня по ошибке, я к вам в гости приехала из самой Москвы, две ночи на скамейках ночевала, видишь, как устала, и туфли новые жмут, стоять не могу, так что будь доброю собачкою, пойми, — говорю, а она подняла хвост, распахнула черные уши и слушает, а я тем временем потихоньку прошла к двери и вошла, оставив чемодан в сенях. Думала, в доме никого нет, затем увидела, что Неллечка беленькая так сладко спит, щечки порозовели, волосики светлые выгорели добела, крошечные молочные зубки пожелтели, и, отгоняя мух, я созерцала спящую твою дочурку, пока твоя мать не вернулась с фермы около десяти часов утра, бросилась обнимать и поцеловала меня в щеку, словом, встретила так сердечно, радостно, что у меня вся усталость улетучилась, мать твоя начала оладьи печь, я побежала умываться на улицу из-под крана, а Бося вышла из конуры и словно любовалась моим приятным умыванием ног поочередно на весу и мы с Босею подружились сразу, я погладила ее бархатные черные уши мокрыми руками, затем выбежала проснувшаяся от кухонного чада Неллечка, протирая сонные глазки:

— Здравствуй, тетя Алтан, здравствуй, тетя Гэрэл! Так, что ли, надо тебя звать? А мы тебя давно ждем с бабушкою, а что ты привезла из Москвы? Ну-ка, поговори на своем языке — интересно! — и пыталась поднять мой тяжелый большой чемодан, сцепив зубы, тряслась, красная. Мелентий, дочурка твоя — сущий Гаврош растет, она оседлала чемодан и поскакала лягушкою на нем.

Затем мы сели завтракать и обедать, Босю угостила кусочком московской колбаски. Это было 23 сентября до обеда, а после обеда я в тапочках вышла с Неллею на улицу погулять и посидеть на лавочке — и гля! Идет такая бабенция — Тарас Бульба в юбке, видна за двадцать пять километров кругом, улица имени Урицкого под нею подгибается, слегка пылится, волосы красные дыбом, как кустарник, да еще потряхивает красною шевелюрою страстно, телесная мощь и ходьба так и распирают всю одежду на металлических блестящих пуговицах, и зачем-то эта грация трижды прошлась мимо меня, и Неллечка все мне рассказала:

— Это тетя Лилия Ковальчук, у нее муж утонул давно в канале. И она хотела выйти замуж за моего папу Мелентия. Она была моей мамой, целовалась с моим папой, когда с нами ездила в зону. Лилия хотела остаться в Чикшино, но папа не женился.

— Почему же не женился-то? — меня бросило в жар.

— Потому что у нее усы да борода растет, как у Деда Мороза, а нос висит огурцом! — смеется Нелля. — Теперь папка хочет на тебе жениться и ты будешь моею мамой! Да?

Мы с твоею матерью не знали, смеяться или плакать от Неллиного язычка, выдающего все интимные тайны взрослых! И сколько бы ни ругали домочадцы Неллечку, бабка в отчаянии несколько раз замахивалась половником, а ребенок твердит свое, как партизан на допросе. Боже мой! Какой смышленый чертенок, какая цепкая у нее память! И пришлось-таки твоей бедной матушке выкладывать все карты: как она сватала Лилию Ковальчук за тебя, как вчетвером поехали в зону и Лилия писала страстное заявление о предоставлении ей краткосрочного свидания с тобою.

Мелентий! Неужели ты спаривался с этою бегемотихою, с этою гориллою?! Так и лезет слово Танкодром!.. Хотя дело-то прошлое, но ответь! Слава богу, замужем, по-прежнему заведует клубом. Бедная я женщина—113-я заочница — кроме шуток! Твоя мать упустила такую мощную помощницу под боком, поди, тайком сокрушается. Жили они душа в душу, и все расстроилось из-за какой-то заочной переписки? Стрелял в белый свет, как в копеечку — попал ты в меня, господи! А у вас тут в Хохляндии бабы с жиру бесятся…