Босая в зеркале. Помилуйте посмертно! - [81]

Шрифт
Интервал

«…Что, напротив, в болезни и как бы под ее защитой действуют элементы здоровья, а элементы болезни, приобщившись к здоровью, сообщают ему гениальность? Да, именно так, я обязан этим взглядом дружбе, уготовившей мне немало забот и страхов, но зато всегда наполнявшей меня гордостью: гениальность есть глубоко проникщаяся болезнью, из нее творящая и благодаря ей творческая форма жизненной силы».

Боже мой! Я был здоров, как буйвол, чтобы убить… и теперь твердокаменным лбом бодаю железное решето кары.


Алтан Гэрэл, дорогая, об одном прошу тебя еще раз, у тебя никого нет из родителей, съезди в отпуск к моей матери в гости на парное молоко, она сама тебе напишет обо всем, уверяю, что у нее ты отдохнешь лучше, чем на любом курорте, согласись же!

Я даже умоляю тебя об этом, и ни о чем другом более.

15 сентября 1980 года. С умолением,

твой Мелентий


Письмо 39

Милая, хорошая Алтан Гэрэл! Здравствуй!

Сегодня 25 сентября, четверг, получил от тебя третье письмо, где список лучших книг мировой литературы. Большое спасибо.

Милая Алтуха, тебе, наверно, кажется, что я постоянно ною, жалуюсь, изливаю душу свою перед тобою. Пойми, мне и писать будет почти нечего, если я не буду мечтать о будущем и проклинать то, что есть в зоне. Не только я, но любой и каждый пишет домой отсюда все свои переживания, но родные понимают нашу жизнь и не убиваются сильно, ведь ничего никто не изменит здесь. И прошу тебя, Гэрэл, не принимай все близко к сердцу. У меня и в мыслях не было, жаловаться на свою судьбу, а рассказываю все тебе ради интереса, но не для того, чтобы ты душевно болела и страдала за меня. А ведь нас осуждают и дают срок наказания не для того, чтобы нам жилось хорошо и вольготно, а для того, чтобы мы почувствовали вину, горе, разлуку, скорбь, тоску. Я в своем безумии одним ударом ножа убил любимую женщину, за что меня должны разумно и методично убивать в течение двенадцати лет лишениями усиленного режима. Так что, милая, давай больше не будем об этом писать. Лучше опять о зубах. Зубы вылечил все, сегодня последний зуб запломбировали. Уже второй день хожу в ПТУ на занятия. Времени у меня очень мало.

Алтан Гэрэл, если ты напишешь обо всем, что ты видела в зоне, а также со слов наших, например, как один осужденный проглотил пятнадцать вилок — в журнал «К новой жизни», то цензура ничего подобного не пропустит. Как дошел до такого состояния советский заключенный? Это покажется диким и невероятным. Ты сама когда была здесь, просила рассказать о разных случаях из нашей жизни и сама же перебивала меня очень часто, постоянно, потому что тебе все казалось маловероятным, а некоторым эпизодам каторжной жизни ты поверила или нет? Я так и не знаю об этом.

25.09.1980 До свидания! Мелентий


Письмо 40

Милый крокодил Мелентий, здравствуй!

Отпуск у меня с 22 сентября до 21 октября, уже купила билет на Херсон, 22-го улетаю к твоей матери, но прежде решила разрядить весь свой гнев, написать тебе разносное письмо, может, как-нибудь по-мужски проглотишь эту выходку злобы? С тех пор, как рассталась с тобою кое-как, вся моя голова забита твоею дрянною жизнью в тюрьме, когда выпадают твои зубы и ты гробишься в аду холода и голода, ведь эдак можно совсем загнуться и не выжить, не вынести срока наказания! Помнишь, что я изучала словарь «преступных элементов» и от омерзительных, гадких, циничных слов закипала негодованием и злобою, ведь по словарному запасу и представляешь души и образ жизни всей этой «кодлы», «шоблы» и «шушеры» — ну, кто? кто тебя сохранит от мерзостей лагерной жизни??? Сможешь ли ты прыгнуть выше своей низменной среды, низменных инстинктов, подлых истин — выше потолка своей тюрьмы?! Членовредительство зэков мне омерзительнее всякой проказы, как печенка содрогалась от духа этой помойной патологии и мне поныне гадко на душе, как будто я пожила среди прокаженных умов и сердец!

О, господи, даже слова сгнили в тюрьме, отравилась я, будто выпила бокал гноя! хотя, признаюсь, часть соленых слов с тайным наслаждением я выписала в Дневник, где я не стараюсь выглядеть лучше самой себя. Но если ты — крокодил Мелентий, будешь изощряться, как эти подонки, будешь расшивать себя татуировками пуще аспидов, пуще гремучих змей, да крошить ногти и вживлять в корягу «жемчуга» — то я никогда к тебе более не приеду! Клянусь могилами матери и отца! Раньше я толком и не понимала — за что люди так шарахаются от заключенных, как от бешеных собак?! Может быть, людишки ненавидят и презирают зэков не столько за их преступления, сколько за подлые уродства, за мерзопакостные тюремные нравы и привычки? За все телесное мракобесие-изуверство!

Куда должен род людской девать тех выродков, которые докатились в лагерях до того, что боятся выйти на свободу, не ручаются за себя, что не совершат новых злодеяний? Вошедших во вкус тюрьмы и садизм кровопролития мерзавцев и ублюдков! Такие человекоподобные обречены на вечные танталовы муки, значит, так они испортились, сгнили заживо, что им среди нормальных людей нет места на земле. Ты посмотри на себя в зеркало — как впали твои глаза, как ты истощал, кровь твоя разжижилась, соки высосаны неволею, а что творится с твоею душою и сердцем? Зачем, зачем ты убил легкомысленную молодую женщину, пусть бы сама она погибла, если надоело ей гулять?! И теперь заживо разлагаешься в отместку за ее жизнь, может, тоже гниют твои мозги, если ты начал крошить себе ногти, как ювелир? О, пойми меня, ради Иисуса Христа, как все это гадко и подло, что хочется завыть волчицею, закричать на весь мир, да некому, вот ору тебе самому — так ты этого добился! Это кричит, вопит боль сердца моего, которую никому не высказать кроме тебя самого, раз я связалась с тобою, уголовником. Я всего лишь глупая женщина и ничто женское мне не чуждо, да хранит тебя бог, который живет в душе каждого, ото всех пороков тюрьмы! Аминь. А «Доктора Фаустуса» перечитывай с толком, с чувством, с расстановкою минимум три раза. Я сама с трудом одолела этот «роман века», но теперь мне не до книг, ношусь в отпускных заботах, сдаю работу, укладываю чемодан, смотри-ка, какой серебряный лак с блестками купила для окровавленных своих ногтей, которые так и зудятся, как у котенка…


Рекомендуем почитать
Скорпионы

Без аннотации.Вашему вниманию предлагается произведение польского писателя Мацея Патковского "Скорпионы".


Маленький секрет

Клер Мак-Маллен слишком рано стала взрослой, познав насилие, голод и отчаяние, и даже теплые чувства приемных родителей, которые приютили ее после того, как распутная мать от нее отказалась, не смогли растопить лед в ее душе. Клер бежала в Лондон, где, снова столкнувшись с насилием, была вынуждена выйти на панель. Девушка поклялась, что в один прекрасный день она станет богатой и независимой и тогда мужчины заплатят ей за всю ту боль, которую они ей причинили. И разумеется, она больше никогда не пустит в свое сердце любовь.Однако Клер сумела сдержать не все свои клятвы…


Слушается дело о человеке

Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.


Электротерапия. Доктор Клондайк [два рассказа]

Из сборника «Современная нидерландская новелла», — М.: Прогресс, 1981. — 416 с.


Другая половина мира, или Утренние беседы с Паулой

В центре нового романа известной немецкой писательницы — женская судьба, становление характера, твердого, энергичного, смелого и вместе с тем женственно-мягкого. Автор последовательно и достоверно показывает превращение самой обыкновенной, во многом заурядной женщины в личность, в человека, способного распорядиться собственной судьбой, будущим своим и своего ребенка.


Удивительный хамелеон (Рассказы)

Ингер Эдельфельдт, известная шведская писательница и художница, родилась в Стокгольме. Она — автор нескольких романов и сборников рассказов, очень популярных в скандинавских странах. Ингер Эдельфельдт неоднократно удостаивалась различных литературных наград.Сборник рассказов «Удивительный хамелеон» (1995) получил персональную премию Ивара Лу-Юхансона, литературную премию газеты «Гётерборгс-постен» и премию Карла Венберга.