Босая в зеркале. Помилуйте посмертно! - [46]

Шрифт
Интервал

Ты не даром даешься ножу!
Как и ты — я, отвсюду гонимый,
Средь железных врагов прохожу.
Как и ты — я всегда наготове,
И хоть слышу победный рожок,
Но отпробует вражеской крови
Мой последний, смертельный прыжок…

ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ

4. БАЛЛАДА О ВОЛЧЬЕЙ ГИБЕЛИ

Словно бритва, рассвет полоснул по глазам,
отворились курки, как волшебный сезам.
Появились стрелки, на помине легки,—
и взлетели стрекозы с потухшей реки,
и потеха пошла в две руки.
Мы легли на живот и убрали клыки.
Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,
чуял волчие ямы подушками лап,
тот, кого даже пуля догнать не могла б,—
тоже в страхе взопрел — и прилег, и ослаб.
Чтобы жизнь улыбалась волкам — не слыхал,
зря мы любим ее, однолюбы.
Вот у смерти — красивый широкий оскал
и здоровые, крепкие зубы.
Улыбнемся же волчьей улыбкой врагу,
псам еще не намылены холки.
Но — на татуированном кровью снегу
наша роспись: мы больше не волки!
Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,
к небесам удивленные морды задрав:
либо с неба возмездье на нас пролилось,
либо света конец — и в мозгах перекос…
Только били нас в рост из железных стрекоз.
Кровью вымокли мы под свинцовым дождем —
и смирились, решив: все равно не уйдем!
Животами горячими плавили снег.
Эту бойню затеял — не бог — Человек!
Улетающих — влет, убегающих — в бег…
Свора псов, ты со стаей моей не вяжись —
в равной сваре за нами удача.
Волки мы! Хороша наша волчая жизнь.
Вы — собаки, и смерть вам — собачья.
Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу,
чтобы в корне пресечь кривотолки.
Но — на татуированном кровью снегу
наша роспись: мы больше не волки!
К лесу! Там хоть немногих из вас сберегу!
К лесу, волки! Труднее убить на бегу!
Уносите же ноги, спасайте щенков!
Я мечусь на глазах полупьяных стрелков
и скликаю заблудшие души волков.
Те, кто жив, — затаились на том берегу.
Что могу я один? Ничего не могу:
отказали глаза, притупилось чутье…
Где вы, волки, былое лесное зверье,
где же ты, желтоглазое племя мое?!
Я живу. Но теперь окружают меня
звери, волчьих не знавшие кличей.
Это — псы, отдаленная наша родня,
мы их раньше считали добычей.
Улыбаюсь я волчьей ухмылкой врагу,
обнажаю гнилые осколки.
Но — на татуированном кровью снегу
тает роспись: мы больше не волки!

КТО АВТОР???

5. МЫ — ВОЛКИ

Мы — волки.
И нас по сравнению с собаками мало.
Под грохот двустволки
Год от года нас убывало.
Мы, как на расстреле,
На землю ложились без стона.
Но мы уцелели,
Хотя и стоим вне закона.
Мы — волки, нас мало,
Нас, можно сказать, единицы.
Мы тоже собаки,
Но мы не хотели смириться.
Вам блюдо похлебки,
Нам проголодь в поле морозном,
Звериные тропки,
Сугробы в молчании звездном.
Вас в избы впускают
В январские лютые стужи,
А нас окружают
Флажки роковые все туже.
Вы смотрите в щелки,
Мы рыщем в лесу на свободе.
Вы в сущности — волки,
Но вы изменили породе.
Вы серыми были,
Вы смелыми были вначале,
Но вас прикормили —
И вы в сторожей измельчали.
И льстить, и служить
Вы за хлебную корочку рады,
Но цепь и ошейник —
Достойная ваша награда!
Дрожите в подклети,
Когда на охоту мы выйдем.
Всех больше на свете
Мы, волки, собак ненавидим!!!

Осужденные любили подобные жареные стихи, некоторые переписывали и собирали «Волчьи мотивы».

— Эх, переложить бы нашу волчью тоску на музыку— великая родилась бы музыка! — начал бывший летчик гражданской авиации.

— Скажут, «волчий культ», «ложная романтика», представьте такую симфонию — «Волчьи мотивы» по радио, а? — продолжил библиотекарь Миф.

— А я больше всех песен люблю «Журавлей». Кажется, что душа моя улетает в небо с журавлями и кружится в выси, — признался всегда молчаливый Глеб Тягай.

— Кто смотрел «Приключение на дальнем Севере» Джека Лондона? Как волчица и черный пес полюбили друг друга, такой здоровый пес! — И серые глаза высокого молодого мужчины невольно вспыхнули.

— У тебя, Граф, все сводится к любви, даже среди волков.

— А вы знаете, как любят волки? Мне уральские охотники рассказывали: волк ведь тоже стареет, седеет, слепнет, выпадают у него все зубы, не в силах бедняга откусить себе готовую добычу. А супруга помоложе разжевывает ему кости, мясо, чтобы можно было проглотить, не подавиться, — увлеченно продолжал сероглазый Граф.

— Во какая любовь! Кто видел, чтобы молодая жена беззубому мужу кефир разжевала? Скорее отравит поди, чтобы избавиться, — мрачно пошутил Миф.

— Ой, будь моя воля, я на такой волчице женился бы, но не распишут! — травил душу Силантий Шишкин, молодой парень, осужденный по статье 117[10].

— А я жену носил бы на руках, да скажут: «Старый с ума сошел в тюрьме!» — вставил Глеб Тягай — любитель «Журавлей».

— А как здорово они любили друг друга! — с сожалением и завистью проговорил Граф.

— Кто?

— Волчица и черный пес! — раздраженно ответил Мелентий.


Глава вторая. ОЛИМПИЙСКИЙ ГОД

Письмо 8

Дорогая матушка! Здравствуй!

Сегодня 1 апреля 1980 года — в этот роковой день получил от Стеллы из с. Топки Липецкой области две фотки ее желанного сына от нового мужа-сожителя — пастуха Безкаравайного. А сама, стерва, пока еще Мелека. Поди не обсох ребенок от родов — тут же его фотографию назло присылают мне в тюрьму!.. Пусть растет Руслан Безкаравайный на радость своим родителям, но мне он душу не согреет.

Мама, готовьтесь сразу на свиданку к Первомаю… Умоляю тебя и всех родных, привезите мне дочерей! Как мне хочется обеих посадить на колени и целовать по очереди до тех пор, пока не отберут!


Рекомендуем почитать
Ты, я и другие

В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..


Мамино дерево

Из сборника Современная норвежская новелла.


Свет Азии

«Эдвинъ Арнольдъ, въ своей поэме «Светъ Азии», переводъ которой мы предлагаемъ теперь вниманию читателя, даетъ описание жизни и характера основателя буддизма индийскаго царевича Сиддартхи и очеркъ его учения, излагая ихъ отъ имени предполагаемаго поклонника Будды, строго придерживающагося преданий, завещенныхъ предками. Легенды о Будде, въ той традиционной форме, которая сохраняется людьми древняго буддийскаго благочестия, и предания, содержащияся въ книгахъ буддийскага священнаго писания, составляютъ такимъ образомъ ту основу, на которой построена поэма…»Произведение дается в дореформенном алфавите.


Любящая дочь

Томмазо Ландольфи очень талантливый итальянский писатель, но его произведения, как и произведения многих других современных итальянских Авторов, не переводились на русский язык, в связи с отсутствием интереса к Культуре со стороны нынешней нашей Системы.Томмазо Ландольфи известен в Италии также, как переводчик произведений Пушкина.Язык Томмазо Ландольфи — уникален. Его нельзя переводить дословно — получится белиберда. Сюжеты его рассказав практически являются готовыми киносценариями, так как являются остросюжетными и отличаются глубокими философскими мыслями.


ТУ-104 и другие

Опубликовано в журнале «Юность» № 6 (157), 1968Рисунки Е. Шукаева.


Твердолобый

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.