Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии - [73]

Когда Морье сделал дальнейшую попытку продолжить переговоры, начатые в Берлине, Гирс выразил удивление и сказал, что император не говорил ему о каком-то соглашении по Персии.

Фактически, Гирс отрицал напрямую результаты встречи царя с Вольфом, причем сделал это так уверенно, что Морье принял это. Он решил, что Вольф, должно быть, неправильно понял Александра III, который не привык обсуждать политику с иностранцами на французском языке.

Поэтому вопрос о соглашении по Персии оказался закрыт. В Тегеране, однако, неудержимый Вольф продолжал сражаться за Трансперсидскую железную дорогу. Он был полностью убежден в преимуществе, которое такая линия принесет Англии. Проблема состояла в том, чтобы убедить русских, которые хотели извлечь намного больше выгоды, чем сами англичане. В своем послании к Солсбери Вольф пытался показать, что, если Суэцкий канал сэкономил Англии 2492 мили между Лондоном и Бомбеем, Трансперсидская железная дорога сэкономила бы России 3072 мили между Баку и Карачи. Экономия на транспортировке была бы огромной. «Процветающая торговля – залог мира, – теоретизировал Вольф, – и новый стимул для предприятий, который последует за установлением персидского маршрута и приведет к большим и благотворным результатам, не только коммерческим, но и политическим». Вольф никогда не объяснял, что именно Россия принесет в Индию. Сравнение между мнимой торговлей Баку – Карачи и вполне реальной торговлей Лондон – Бомбей было смешным, но Вольф прибегал к любым доказательствам, чтобы достичь цели. А целью было то, что Россия и Англия должны согласиться, чтобы железная дорога была бы построена международной компанией по персидской привилегии; британское, русское и персидское правительства были бы официально представлены в такой компании; железная дорога была бы объявлена нейтральной на тех же принципах, что и нейтралитет Суэцкого канала; и пошлины были бы одобрены тремя правительствами.

Русские бизнесмены не имели никакого намерения сотрудничать с Сити. Группы Полякова и Хомякова, первоначально бывшие соперниками, сближались перед лицом препятствий, которые следовало преодолеть, чтобы была построена железнодорожная линия через территорию Персии. Борис Поляков, племянник Лазаря, и Лев Рафаилович, зять Лазаря, явились в Тегеран как туристы; но шах и Амин ос-Солтан не делали тайны из их миссии и признались Вольфу, что эти два господина хотели получить концессию, а русское представительство оказало им свою поддержку.

Как только Вольф услышал о прошениях, сделанных русскими по железнодорожной концессии, то вручил Каваму од-Дойлы ноту, напоминающую персидскому правительству заверения шаха.

1. Что всякий раз, когда он будет предоставлять железнодорожную концессию где-нибудь в Персии, подобная концессия будет гарантирована английской компании на дорогу от Тегерана до Персидского залива.

2. Что ни одна концессия не будет предоставлена для железной дороги от Тегерана на юг без согласия британского представительства.

Хотя нота официально служила простым напоминанием, она содержала ясное предупреждение персидскому правительству.

Поляков и его партнеры знали, что вряд ли получат концессию без сильной поддержки своего правительства. Поэтому они приложили значительно больше усилий для победы своего дела в Санкт-Петербурге, где могли приниматься гораздо более существенные решения, чем в Тегеране. В русской столице возникла сильная группа по оказанию давления. В дополнение к клану Полякова с его огромным богатством и разветвленными деловыми интересами она включала Хомякова, Третьякова, барона Корфа, Палашковского и Коншина. При дворе их интересы защищал князь Долгоруков, а в правительстве они нашли поддержку у министра дорог Адольфа Яковлевича фон Гиббенета. Их противников было немного, но среди них был П.П. Рябушинский, ведущий московский текстильный фабрикант, который утверждал, что лучшая защита коммерческих интересов России в Персии в «элементарной монополии на бездорожность».

В правительстве противники железнодорожных проектов для Персии имели сильную поддержку в министерствах финансов и иностранных дел.

Отчаявшись найти поддержку в Министерстве иностранных дел, где Зиновьев возглавлял Азиатский департамент, группа Хомякова – Полякова потребовала специальной министерской конференции, на которой ее друзья могли сплачиваться для поддержки дела персидских железных дорог. У Гирса не было выбора, и он был вынужден согласиться на конференцию, но Зиновьев старался отложить ее, как только мог. Он подготовил детальную записку царю о том, что железные дороги в Персии будут вредить интересам России, но Гирс, более искушенный в нравах двора, разубедил его передавать ее Александру III.

Пресытившись тактикой Зиновьева, министр дорог Гиббенет пожаловался царю на промедление и слабоволие Министерства иностранных дел. Александр III был разъярен. «Ситуация становится серьезной, – внес Ламздорф в свой дневник, – и могла бы действительно ужасно закончиться».

Прямо на следующий день 30 ноября 1889 г. царь разбранил Гирса за медлительность его министерства в деле персидских железных дорог, горячо выступил против Зиновьева и сразу назначил совещание для обсуждения проблемы в целом. Он заявил, что Зиновьеву не будет разрешено принять участие. Осторожный и послушный Гирс проявил высокую степень храбрости и спорил с самодержцем о том, что руководитель Азиатского департамента и прежний посланник в Персии знал ситуацию, поэтому его не следует исключать. Наконец Александр III смягчился, и Зиновьеву разрешили участвовать.