Большой дом. Пожар - [30]

— Скорее, ма! — умоляла Ауиша, бегом пересекая двор.

Омар замыкал шествие, размышляя.

— Мать, что такое дурной глаз?

— Чтоб тебя черт побрал!

— Вот увидишь, ма, — обещала Ауиша. Она уже успела поставить ведро в комнате и возвратилась обратно. — Вот увидишь и будешь удивлена, очень удивлена.

После залитого солнцем двора глаз ничего не мог различить в полутьме, в которую была погружена их комната. Они как бы вошли в черную спокойную воду. Яркий свет еще ослеплял их.

Из глубины комнаты послышался голос: это была Марьям, которую они не видели.

— Ma, ма, иди сюда, посмотри!

Та же сдержанная радость звучала в ее голосе.

— Что такое? В чем дело? — спросила Айни. — Что случилось? Я ушла какую-нибудь минуту назад, успела дойти лишь до водоема, и вдруг все перевернулось вверх дном. Я вас просто не узнаю. Говорите! — приказала она.

И мать стала браниться, по обыкновению пронзительно крича.

— Иди же сюда. Взгляни сама, собственными глазами, — говорили дочери.

Теперь Ауиша уже не пыталась скрыть радость.

— Где ты? — спросила Айни.

— Ма, — продолжала звать Марьям. — О, ма!

— Должно быть, что-нибудь случилось. Мои дочери сошли с ума. — И Айни крикнула: — В чем же дело? Скажете ли вы наконец?

— Ма, ма! — опять запищала, смеясь, крошка Марьям.

— Вот дуреха! — проговорила мать. — Чего это она кричит: «ма, ма»?

Смех девочки лился без конца. Она повторяла как эхо: «Ма, ма!»

— Что? — донеслось с противоположного конца комнаты.

Заговорил Омар:

— Она зовет нас, просит поскорее взглянуть. Так идем же.

— Заткнись, — угрожающе сказала мать.

Ауиша танцевала. Она бегала по комнате, махала руками, ласково окликала мать. Затем сделала пируэт, покружилась на месте и опять стала танцевать.

Глаза привыкли к темноте, и они увидели Марьям. Она сидела возле камышовой корзины, почти такой же большой, как она сама. Девочка держала ее за ручку с нежностью, словно лучшую подругу. Пузатая корзина, казалось, была наполнена до краев. У Айни никогда не было такой корзины: откуда она взялась, кто ее принес? И что в ней такое?

— Картошка! — закричала вдруг Ауиша, вертясь вьюном. — Это картошка, ма! Картошка!

Эти слова звучали, как песня, и эта ликующая песня становилась все громче.

Все заговорили разом:

— В корзине картошка.

— И испанские артишоки.

— Да, и артишоки.

— И, кроме того, бобы.

— И еще помидоры.

— Да, да, все это.

— И мясо, ма. М-я-я-со! Взгляни, ма, большой кусок.

— И мясо тоже?

Девочки то кружились, распевая, то бегали взад и вперед по комнате. «Картошка! Артишоки! Мясо!». Они не помнили себя от радости. Мать одна сохраняла хладнокровие, она казалась даже подавленной. Детям нет дела, откуда взялось такое богатство. Раз оно тут, этим все сказано. И Айни не проронила ни слова.

Она, очевидно, недоумевала, откуда все это свалилось, Девочки заметили ее озабоченный вид, но продолжали без устали кричать, петь, танцевать. Затем принялись кататься по полу и, наконец, утихомирились, Айни подозвала старшую дочь и усадила ее возле себя.

— Ну, а теперь расскажи мне все по порядку. Откуда у нас эти овощи, мясо и вообще вся корзина?

Допрос продолжался долго: вопрос — ответ, вопрос — ответ. Весь разговор был пересыпан возгласами удивления: «Неужели? Посмотри сама!» И бесконечными криками: «О! О!» — на этот раз от радости, хотя в них и сквозило смущение перед столь великолепным и щедрым даром. Айни тоже начала подмигивать и размахивать руками, как и ее дочь. Время от времени она восклицала с сомнением: «Ну и ну!»

Мать с дочерью обменивались одним и тем же междометием.

— Ну и ну! — говорила Айни.

— Ну и ну! — вторила Ауиша.

— Так все и было? — спрашивала мать.

— Да, так и было, — отвечала Ауиша.

И она вновь начала рассказывать.

— Вот что он сказал. Вот что и вот что.

И она во второй раз повторила ту же историю.

Вот как все случилось. Сперва одна соседка, потом другая позвали Айни. Ауиша ответила сверху, что ее нет дома.

— А что такое?

— Кто-то вас спрашивает у входной двери, — ответили снизу обе женщины. — Ты разве не слышала? Он зовет уже четверть часа, наверно, охрип, бедный. Это мужчина.

Женщины говорили, не видя Ауишу.

— Я ничего не слышала, — сказала она. — Я была занята. Разве отсюда что-нибудь услышишь? Пойду посмотрю.

Действительно, там оказался мужчина. «Он говорил вот так», — и она показала, как именно, издав лающие звуки. Тут на нее напал неудержимый смех, прервавший повествование.

— Я встала за дверью, чтобы он меня не видел. Я приняла его за чужого. Никогда раньше я его не видела. Я спросила у него из-за двери: «Что вам нужно?» Он заговорил так, как я показала. Я его рассмотрела: он был не больно красив…

— Холера тебя возьми! Ты еще слишком молода! — стала браниться Айни.

— Но сразу было видно, что он добрый. Он все время смеялся. «Айни нет дома? — спросил он. — Жаль. Айни — моя двоюродная сестра. Скажи ей, что ее приходил повидать Мустафа. Мне так хотелось ее застать. Ты ведь меня даже не знаешь? Скажи ей, что был Мустафа, сын Лаллы Хайры. Бедная сестра. Я ее не видел целую вечность». Он пролаял все это своим странным голосом. У него доброе лицо. Не думаю, чтобы много было таких славных людей, как он.