Большое кочевье - [137]

Вскоре обе нарты разъехались в разные стороны. Пастухи долго провожали взглядом ту нарту, которая мчалась к коралю.

Дарья Степановна встретила Николая, как всегда, приветливо и сразу же захлопотала у плиты.

— Вот хорошо-то, что сёдни ты пришел, а завтра я на сутки в дежурство заступлю. Пришел бы, сердешный, в дом, а в дому не топлено.

Николай накачал в цинковый бак воды и поставил его на плиту. Затем он вынул из чемодана чистое белье, мимоходом глянул в зеркало, зачем-то поскреб ногтем клеенку на столе, без нужды передвинул стул, потрогал спинку кровати, с интересом разглядывал знакомые предметы: обшарпанный будильник на этажерке, швейную машину, накрытую атласной голубой тряпицей, старенький круглый репродуктор в углу над этажеркой, дешевый полотняный коврик над кроватью. Осматривая все эти вещи с таким интересом, точно видел их впервые, он ловил себя на странном желании непременно потрогать все это рукой.

Пока нагревалась в бачке вода, пока Николай наслаждался «своим присутствием в цивилизованном мире», Дарья Степановна начистила картошки, сообщила все самые важные поселковые новости: кто родился, кто умер, кто женился, кто с кем подрался.

Далее Николай узнал, что в поселке построили за это время три двухквартирных дома, поставили новую лесопилку и намерены строить большой новый клуб, такой, чтобы в нем «умещалось широкое кино». А когда Николай, склонившись низко над тазом, обмывал мыльную голову, Дарья Степановна словно бы мимоходом сообщила:

— А тут без тебя наша Стешка совсем заскучала, все спрашивает у меня, когда ты из тайги придешь. Влюбилась она в тебя, што ли? — И тут же перевела разговор на другую тему.

Николай смутился, плеская водой, сделал вид, что ничего не слышал. К счастью, Дарья Степановна больше об этом не заговаривала, только нет-нет да и сверкнет в ее добрых глазах, обращенных на постояльца, лукавая искорка.

Утром он услышал сквозь сон скрип насоса. Монотонный тихий голос Дарьи Степановны кому-то выговаривал:

— А ты сама-то будь посмелее да понастойчивей. А как же, а как же ты думала? Это тебе не блины испечь — это жизнь. Мужики-то все толстокожие, шея длинная — пока дойдет до головы… А он, вишь, к тому же и стеснительный, а ты посмелее будь, посмелее…

Когда Николай проснулся окончательно, в доме стояла тишина и никого не было. Он не знал, что и думать: приснился ли ему этот странный разговор, или все это было наяву?

Неторопливо позавтракав, Николай отправился на почту за письмами.

В поселке суета, то и дело мимо окон проносятся упряжки собак, куда-то торопливо идут люди, около пекарни стоит «Беларусь» с тележкой, в которую садились женщины, туда же, в тележку, кидали какие-то узлы, веревки, ведра.

«Куда они все?» — удивился Николай, с интересом приникая к окну, но, увидев около трактора Шумкова, широко размахивающего перед трактористом руками, догадался: на забойную площадку едут.

Ему даже приятно стало от сознания того, что они, пастухи, задали колхозникам столько работы. Теперь дня три, не меньше, колхозники будут с утра до ночи забивать пригнанных оленей, разделывать туши, складывать их в штабеля, потом отправлять самолетами в Магадан. А оттуда повезут это мясо еще дальше — на золотые прииски. И тысячи людей будут есть его в столовых, в ресторанах, в детских домах, больницах.

…Вечером он сходил в клуб, посидел в библиотеке, но кино смотреть не остался.

Ужинал Николай без Дарьи Степановны — она ушла на дежурство. После ужина просматривал принесенные из библиотеки книги. В одиннадцать часов послышался на крыльце скрип шагов, хлопнула сенная дверь. «Наверно, Дарья Степановна с работы ушла», — подумал Николай. Но он ошибся: в кухню без стука вошла Стеша с пустым ведром.

— Здравствуй! — сказала она, смущенно улыбаясь и тщетно пытаясь изобразить на лице своем удивление. — А тети Даши нет? Ты когда приехал?.. Я тебе не помешала?.. Я только воды наберу.

Она продолжала стоять у порога, нерешительно переминаясь с ноги на ногу и не отнимая руки от дверной скобы.

Темно-каштановые пышные волосы ее гладко зачесаны на затылок и перехвачены розовым бантом. Справившись со смущением, она посмотрела на Николая большими темными глазами, посмотрела вызывающе дерзко и как бы с отчаянием, и было в ее взгляде еще нечто такое, отчего Николай торопливо, с беспокойством встал из-за стола и потянулся к ведру:

— Давай я помогу тебе…

Качая воду, искоса поглядывая на девушку, он удивлялся: «Ишь ты, повзрослела как — невеста!» Он хотел предложить ей сесть, но неожиданно для себя выпалил восхищенно:

— Ну и расцвела же ты, Стешка, прямо красавица — честное слово!

Девушка вспыхнула, зарделась, как маковый цвет, опустила глаза на свои расшитые бисером торбаса.

— Ну вот еще, придумал…

Ведро с водой, которое подал ей Николай, она не приняла, убрав руки за спину, тихо, с дрожью в голосе попросила:

— Помоги мне — у вас на крыльце скользко…

Уловив в ее голосе волнение и скрытое напряжение, Николай почувствовал, что и сам он начинает беспричинно волноваться. На мгновение он даже оробел, застыл как вкопанный, и вдруг отчетливо вспомнил утрешний голос Дарьи Степановны. «Так вот оно в чем дело…» Это открытие расковало его, он тотчас осмелел, кивнул Стеше на дверь, грубовато сказал: