Большое кочевье - [136]

— Здорово, брат! Ты почему здесь?! Это что за олени? — В напряженном голосе его угадывалось недоумение и скрытая угроза, глаза его под стать голосу недоуменно и сердито скользили по рассыпавшимся по тундре оленям, по двум нартам, по Родникову, который держал повод уздечки и ухмылялся… — Это что за экспедиция?! Почему вы не на кораль кочуете? Почему вы здесь? Кто вам разрешил? — он словно подхлестывал себя этими вопросами.

— Ты погоди, Васька, не кричи пока, — примиряюще остановил брата Долганов. — Я тебе сейчас все объясню. — И он кратко стал объяснять Шумкову ситуацию.

Тем временем к первой нарте подъехала вторая, с нее соскочили два человека и тотчас пошли к пастухам. Вскоре в одном из них Родников узнал Плечева. На нем была все та же цигейковая доха, делавшая его похожим издали на медведя. Родников смотрел на приближающегося председателя с надеждой и недоверием: «А вдруг и он сейчас возмущаться начнет?»

— Та-ак, братец, та-ак, — нетерпеливо выслушав Долганова, протянул Шумков. — Значит, решил, что ты умнее всех нас? Ну, хорошо-о, ну, посмотрим. Ответишь ты за это, ох ответишь. Мы разберемся… — Шумков тщательно подыскивал еще более угрожающие слова, но они не приходили, и он нервно топтался на месте, качал головой и, верно, в конце концов дал бы волю своему гневу, но, увидев председателя, отошел в сторону, злорадно проговорив: — Ну, теперь он вам за самовольство всыплет… Не будете умничать…

Глаза председателя настороженно ощупывали пастушеский аргиш, поклажу на нартах, затем оглядели оленей, уже начавших копытить ягель, наконец строго и выжидательно уставились на пастухов, но губы его привычно улыбались, рука тянулась для приветствия. Поздоровавшись с Долгановым, он подошел к Родникову. Пожимая Плечеву руку, Родников успокоился: «Этот кричать не станет».

Плечев выжидательно посмотрел на Долганова:

— Михаил! Объясни, пожалуйста, как вы оказались здесь? Что это за олени? Надеюсь, это не остатки вашего двухтысячного стада?

— Нет, не остатки! — хмуро успокоил Долганов председателя и вновь, как Шумкову, но уже раздраженным голосом принялся объяснять ситуацию.

Плечев слушал внимательно, изредка кивал, и нельзя было понять, то ли соглашается он, то ли сдерживает свой гнев до поры до времени. Но вот Долганов смолк, сердито затем спросил:

— Чего молчишь, председатель? Давай ругай меня. Вон Шумков уже поругал, за тобой очередь…

— А ты чего нервный такой, Михаил? — Плечев сосредоточенно о чем-то думал. — Значит, говоришь, Василий Петрович уже поругал тебя? Так сколько, говоришь, здесь быков-кастратов?

— Сколько, сколько… Какой план был, столько и пригнали — четыреста голов! Ну, кроме того, двадцать голов еще сами отбраковали — важенок старых да разных больных, вот и считай, коли грамотный, все они тут…

— Ох и нервные вы стали, ребята, прямо жалко смотреть на вас. Да вас, таких нервных, и «замуж»-то никто не возьмет, — лицо председателя прояснилось. — Видно, устали… Ну ладно, все вы сделали, кажется, правильно. Правда, я в этом еще не уверен полностью, но поживем — увидим. Одно ясно: поступили вы по совести, это уже хорошо. Но дисциплину ты, Михаил, все-таки нарушил, и тут тебя следует пожурить. Надо было хотя бы предупредить нас. А вдруг не получится твой эксперимент? Придется тебе тогда отвечать по всей строгости, а если бы сделал с нашего согласия, всю вину мы бы поровну разделили. Впрочем, все это ерунда — щелкнул ты нас по носу правильно! На следующий год построим на Маякане второй кораль, и больше не придется вам и Василию Ивановичу гонять стада в такую даль. Ну, а сейчас гоните своих оленей, немного осталось. Недельку в поселке отдохнете, а потом мы вас вместе с корализационной учетной комиссией на Маякан отправим.

Плечев обернулся к незнакомому пастухам человеку, который молча стоял в сторонке.

— Вот видите, Николай Павлович, какие у нас пастухи? Орлы!

Незнакомец улыбнулся в обледенелые усы, чуть кивнул. На нем были новые, только что, видно, полученные со склада торбаса, огромный собачий малахай — вероятно, взятый на прокат у какого-нибудь каюра — и темно-синее, ладно скроенное драповое пальто с дымчатым каракулевым воротником.

— Это, ребята, наш новый зоотехник — Николай Павлович Керпилев…

— А скажите, Игорь Константинович, что там про Аханю нашего слышно? Мы его на вертолете отправили… — перебил Родников председателя.

— Аханя ваш, ребята, жив и здоров, не беспокойтесь. Улита недавно из Магадана прилетела. Краем уха слышал, что операцию старику хотят делать. Вот все, что знаю об этом, — Плечев виновато развел руками и обратился к нахохлившемуся в стороне Шумкову: — Ты, Василий Петрович, возвращайся сейчас в поселок, собирай там на забойную площадку всех, кого сможешь, пенсионеров обойди в первую очередь, там есть такие старухи, которые за полчаса оленя полностью разделывают, вот их и пригласи. Сходи в интернат, может, школьники старших классов помогут… Впрочем, не ходи туда, обойдемся, незачем ребятишкам на кровь смотреть. Организуй все как положено, я подъеду завтра. — Плечев кивнул пастухам: — Ну, пока, ребята, делайте свое дело — завтра увидимся.