Больше, чем что-либо на свете - [38]

– Тебе так важна бумажка с печатью и закорючкой? – Северга одним глотком допила остывший отвар, поставила чашку.

– Да, – сказала Темань с нажимом. В её голосе звенела напряжённая струнка.

Навья прошлась из стороны в сторону, поскрипывая новенькими сапогами и теребя подбородок. Остановившись около подруги, она вздохнула.

– Как там это делается-то? Вроде, как-то так. – С этими словами она опустилась на колено и, сквозь насмешливый прищур глядя на серьёзную, неулыбчиво-напряжённую на грани слёз Темань, произнесла: – Милая! Мы с тобой прошли долгий путь, на нём встречалось и хорошее, и плохое. Мы делили с тобой кров, пищу и постель. В последней ты, кстати, огонь, моя девочка – если в ударе... Так вот, что я хотела спросить? А, да. Дорогая Темань, ты согласна взять в супруги такую жестокую, колючую и во всех отношениях неудобную гадину, как я? И согласна ли сама стать супругой вышеназванной неприятной особы, которая вдобавок состоит на военной службе и может в любой день вернуться к тебе в гробу?

По щеке Темани скатилась слеза.

– Ты издеваешься надо мной? – еле слышно проронила она.

Северга невозмутимо поднялась, плеснула себе полчашки отвара.

– Это, как я понимаю, означает «нет»? – Она отхлебнула, пожала плечами. – Ну, нет так нет.

– Я согласна. – Темань спрятала лицо в ладонях, облокотившись на край стола. Непонятно было, собралась ли она заплакать или просто приняла одну из своих картинных поз, к которым временами питала слабость.

Северга остановилась у неё за спиной, заскользила ладонями по её плечам.

– Хм... Дорогая, я как-то иначе представляла себе твой ответ, – усмехнулась она. – Я думала, «да» говорят радостно, а не с таким убитым видом... а вернее, с видом, которого вообще нет, потому что кто-то спрятал личико и даже не смотрит на меня.

Руки Темани упали на колени, и её лицо открылось – грустно улыбающееся, мокрое от слёз. Вскочив и прильнув к груди Северги, она проворковала:

– Ты это делаешь, потому что любишь меня?

– Крошка, мне не нужны бумажки и печати, – сказала Северга задумчиво, без улыбки. – Ты уже давно моя жена. Но если тебе так важно считаться ею и по закону, что ж... Ради тебя – всё, что угодно.

Губы Темани исступлённо вжались в губы Северги несколькими крепкими, звонкими поцелуями подряд. Навьей владела грусть, но она не могла не ответить на них – столь же крепко, почти до боли. Счастливую, обжигающе прекрасную женщину хотелось целовать просто так: счастье заразительно, и Северга со смешком ловила губами неистовые чмоки.

Решено было устроить помолвку пышной, а саму свадьбу – скромной. Темань рассылала приглашения и всё улаживала – заказывала, покупала, суетилась. Северге пришлось тряхнуть своими сбережениями. То и дело приходилось остужать пыл невесты, которая в предсвадебном угаре была готова накупить кучу дорогих и ненужных вещей.

– Милая, я всего лишь сотенный офицер, денег на торжество с княжеским размахом у меня нет, – посмеивалась Северга. – Тебе важно заставить всех умереть от зависти или всё-таки получить заветную бумажку?

– И то, и другое, любовь моя! – звонко хохотала в ответ Темань, кружась в торговой лавке перед зеркалом в очередной шляпе.

Подготовка была делом хлопотным и напряжённым, учитывая то, что сроки поджимали, отпуск Северги истекал. Темань так нервничала с этой круговертью забот, что почти ничего не ела и не спала, и это закончилось глубоким обмороком в лавке драгоценных украшений, где они с Севергой выбирали друг другу кольца на помолвку. Навья едва успела подхватить падающую невесту на руки; домой они ехали в повозке, которую пришлось ждать в лавке целый час. Северга сдерживала раздражение и досаду, понимая, что идти с ослабевшей Теманью и кучей покупок пешком – невозможно.

Вся эта пустая суета была не нужна ей, будь её воля – она сходила бы с Теманью прямо к градоначальнице за брачным свидетельством, а потом отбыла бы в войско – сразу же после первой брачной ночи. Весь свой телесный чувственный голод она вынуждена была сдерживать и приберегать: пока восстанавливалась спина, Северга не хотела рисковать. Неудача в постели сильно ударила бы по её самолюбию, поэтому она не спешила уединяться с Теманью в спальне, и они всё это время продолжали спать в разных комнатах.

– Дорогая, а если у меня в самый ответственный миг спину скрутит? – с усмешкой отвечала Северга на заигрывания невесты. – Я ж умру со стыда. Нет уж, лучше подождать и набраться сил, чтобы в праздничную ночь быть во всеоружии. Потому что когда дойдёт до дела, я должна буду не осторожничать и беречься, а любить мою женщину так, чтоб искры из глаз сыпались и кровать трещала. Обещаю, из спальни ты выползешь такая за... любленная, что... вообще оттуда не выползешь.

– О, заранее трепещу и боюсь! – чувственно прикусывала губку Темань, обжигающе стреляя глазами и прижимаясь к плечу Северги.

– Трепещи, крошка. Ибо тогда я отведу душу. Ох, отведу!..

Ненужная суетная кутерьма, воздержание, вымотанная до нервного истощения Темань и нависшее смутное опасение, что с отлучкой-отпуском может не всё срастись гладко – всё это приводило Севергу в мрачное расположение духа. Она снова выпустила свои стальные шипы, и Темань о них поранилась. Не то чтобы это была ссора – так, спор из-за какого-то пустяка, но невеста убежала в спальню в слезах, а Северга ещё какое-то время сидела у камина, потягивая хлебную воду со льдом. Хоть по своей навьей природе она была волком, но на душе скребли кошки.