Большая уборка на Солнце - [5]

— Герб, — сказал я, — недурно бы разнюхать, чего это у них там.

Кадык Герба буквально запрыгал.

— Черт, — протянул он, — а я-то рассчитывал заскочить к Датчмену и чуточку опохмелиться.

На поиски чего-нибудь похожего на посадочную полосу ушел почти целый час, но в конце концов я нашел достаточно безопасную на вид площадку. Она поросла кустарником, но бетонные полосы были еще довольно ровными, хотя кое-где бетон пересекали заросшие травой и кустами трещины.

Я сажал самолет со всей возможной аккуратностью, и все равно мы наткнулись на вздыбившуюся бетонную плиту и едва не разбились.

Этот старик с винтовкой вполне мог явиться со страниц истории раннего освоения Запада, с той лишь разницей, что пионеры Запада, вероятно, все-таки стриглись.

Он вышел из кустов в миле от аэропорта, с винтовкой на сгибе локтя. Что-то в его облике подсказывало, что с этим человеком шутить не стоит.

— Здрассте, незнакомцы. — сказал он надтреснутым голосом.

— Силы небесные, — поразился Герб, — да это же Дэниел Бун[5] собственной персоной!

— Вы, птенчики, залетели далековато от гнезда, — заявил старик, и по его интонации было ясно, что он не очень-то нам доверяет.

— Не так уж и далеко, — ответил я. — Мы здесь поселились давным-давно.

— Будь я проклят, если узнаю вас, — он сдвинул старую черную фетровую шляпу на затылок и поскреб в голове, — хотя я знаю всех, кто жил в этой округе. Ведь вы не мальчики Джейка Смита, а?

— Похоже, теперь тут обретается не очень-то много народу, — заметил Герб.

— Правду говоря, не очень, — признал Дэниел Бун. — Старуха как раз говорила мне, что завтра же надо перебраться поближе к соседям. Ей становится ужасно одиноко. А ближайший народ живет в десяти милях, во-он тама.

Он указал на север, где силуэт города вырисовывался, словно далекий горный хребет, поблескивая мраморными валами и кирпичными шпилями.

— Послушайте, — сказал я, — вы хотите сказать, что до ближайших соседей отсюда целых десять миль?!

— Определенно. В паре миль к западу жили Смиты, но этой весной они отправились на юг. Утверждали, что там охота лучше.

Он печально покачал головой.

— Может, оно и верно, насчет охоты. Я и сам немало охочусь, да только еще люблю немного покопаться в земле. А целинные земли подымать трудно. У меня в этом году вполне прилетный урожай кабачков и морковки. Да и картоха не худо уродилась.

— Но раньше тут жило очень много народу, — настаивал я. — Целые тысячи человек, может, даже миллионы.

— Слыхал я об этом, — согласился старик, — но не могу сказать, есть ли в том хоть крупица правды. Должно быть, это было сильно давно. Кто-то ж повыстроил все эти дома, хотя чего это ради, даже не представляю.

Вид у комнат редакции «Глобуса» был запущенный, повсюду лежал толстый слой пыли, а тишина стояла чуть ли не такая же осязаемая, как и пыль.

Что-то здесь изменилось, но это по-прежнему была редакция газеты. Чтобы вернуть сюда жизнь, не хватало немногого — шума голосов и торопливого бормотания голографских прессов.

Вся мебель была на месте, а вокруг большого редакционного стола кружком стояли стулья.

Пыль от наших шагов вздымалась в воздух целыми облаками, заставляя неудержимо чихать.

Я прошел прямо в темный угол комнаты; я был уверен, что найду там то, что нам надо.

Там были старые связки газет, такие старые, что страницы крошились под пальцами, а бумага так пожелтела от времени, что кое-где текст читался едва-едва.

Я отнес одну из пачек к окну и посмотрел на дату. 14 сентября 2143 года — более 300 лет назад!

Броский заголовок восклицал: «Безработные бунтовщики в Вашингтоне!»

Мы торопливо перелистали страницы. И постепенно первые полосы этих газет, впервые увидевшие свет более трехсот лет назад, составили рассказ, красноречиво объясняющий молчание города, видневшегося за разбитыми и заколоченными окнами.

«Акции рухнули до самой нижней точки за последние десять лет!» — кричал один заголовок. «Конгресс одобрил проект Фонда помощи безработным», — гласил другой, а третий сообщал: «Налогоплательщики отказываются платить». После этого события развивались все быстрей и быстрей: «Объявлен мораторий на выплаты», «Банки на вынужденных каникулах», «Войска против толп голодающих», «Конгресс сдался и разошелся по домам», «На Востоке свирепствует эпидемия», «Президент объявил состояние национального бедствия», «Британское правительство ушло в отставку», «Во Франции свирепствуют бесчинствующие толпы», «Крах американского правительства».

А на страницах финансовой и деловой хроники, шрифтом помельче и поскромнее, были отражены события, кричавшие с первых полос. Множество историй о закрывшихся предприятиях, о рухнувших корпорациях, сообщения о спаде в торговле, растущей безработице и бездействующих заводах и фабриках.

Триста лет назад цивилизация рухнула под одним лишь давлением собственной надстройки. В пожелтевших стопках газет содержался не весь рассказ, но остальное легко было додумать.

— Весь мир свихнулся, — сказал Герб.

— Ага. Как тот парень, что сиганул.

Все было ясно как день. Спад в экономике, растущая безработица, жестокое налогообложение, чтобы платить пособия безработным и попытаться вернуть процветание, а владельцы собственности были не в состоянии платить такие налоги. Порочный крут.